— По крайней мере пятьдесят, миледи, и за половину того жалованья, что мы предлагаем. Вокруг нынче так много молодых людей, что наниматели могут почти ничего им не платить.
Джорджиана постоянно наблюдала, как разрастается Дублин, видела целую армию мастеровых, торговцев и слуг, которых поглощал город, но совершенно не представляла масштабы рынка труда, который пополняли жители поселков и деревушек со всего острова. За последние пятьдесят лет население Ирландии удвоилось, и теперь составляло пять миллионов.
— Им трудно живется? — спросила она.
— Они злы, миледи, из-за высоких цен на продукты, но с голоду не умирают. На мой взгляд, — в голосе экономки зазвучало предостережение, — это очень дурно, когда простые люди недовольны, а заняться им нечем.
К ноябрю подобное настроение среди местных фермеров стало уже весьма заметным. Военная деятельность триумвирата требовала больших денег. Были введены новые налоги. Джорджиана отлично знала по счетам в Маунт-Уолше, что новые пошлины на соль и солод сильно ударили по землевладельцам и фермерам. В Уэксфорде в особенности налог на солод почти свел на нет доходы от урожая драгоценного ячменя. Все были недовольны.
— Если у кого-нибудь из триумвирата случится пожар, — как-то раз сказал Джорджиане сосед-землевладелец, — я не знаю ни одного местного фермера, который дал бы ему ведро воды.
Думая о милом Патрике, Джорджиана заглядывала к местным католикам, и именно Келли просветил ее.
Джорджиану весьма удивило то, что после того, как Патрик явно ухаживал за его сестрой, а потом бросил ее, Келли и Патрик остались друзьями. Однако сестра Келли давно была замужем, а Келли отзывался о Патрике только хорошо. Навещая его, Джорджиана нашла в нем самого близкого ей по духу человека. И он был с ней абсолютно откровенен.
— Мы, католики, теперь уже утратили все надежды на дублинский парламент, — сказал он ей. — И держаться умеренной позиции становится просто невозможно. А последствия этого могут быть очень серьезными.
— Но ведь Католическую церковь вроде бы не беспокоят, да?
— Не беспокоят. Потому что Ирландская церковь боится радикалов. Она боится всего, что хоть немного похоже на революцию. Что до Рима, то ведь французские революционеры — атеисты, и они убили короля-католика, не говоря уже о массовом убийстве священников, монахов, монахинь и просто честных католиков. И французам хочется уничтожить естественный порядок вещей. Так что для Англиканской церкви предпочтительнее иметь дело с королем Георгом, протестантом. Все священники, которых я знаю в этих краях, проповедуют терпение и послушание. Но это не значит, что прихожане их слушают. — Он усмехнулся. — Половина из них предпочла бы послушать хорошую балладу о дерзкой женщине с гор, чем мессу. А если дело дойдет до бунта, их уговаривать не придется.
В январе Келли еще раз проявил проницательность.
Как-то вечером в Маунт-Уолш неожиданно приехал Геркулес и заявил, что намерен провести здесь несколько дней. И хотя Джорджиане совсем не хотелось его видеть, она постаралась быть любезной и избегать разговоров о политике. Но на следующее утро к ним приехал Келли, не знавший о визите Геркулеса. Его проводили в библиотеку, где он и нашел Джорджиану с сыном.
Многие люди ненавидели или боялись Геркулеса, но Келли, хотя ему, скорее всего, не понравился сын Джорджианы, вроде бы проявил к нему некоторый интерес и даже легко вовлек в разговор. Геркулес всегда был готов поговорить и тут же начал рассуждать на любимую тему: об установлении порядка — и как бы мимоходом дал понять, что если он и скажет что-нибудь оскорбительное для гостя, то ему на это плевать.
И действительно, совсем скоро он сделал грубое замечание в адрес католических священников. Джорджиана не стала бы винить Келли, если бы тот дал пощечину ее сыну, но Келли предпочел промолчать и терпеливо слушать.
— Проблема с вами, папистами, не столько в священниках, — продолжил Геркулес, — сколько в целой армии учителей в школах за изгородями. Вот они-то и создают неприятности.
На это Келли совершенно беззлобно улыбнулся и заметил, обращаясь к Джорджиане:
— А знаете, он совершенно прав.
— Рад, что вы согласны, — кивнул Геркулес. — Они поощряют местное население к тому, чтобы иметь слишком высокое мнение о себе, так как учат их родному языку.
Но тут Келли засмеялся:
— А вот это, да простит меня ваша светлость, совсем неверно. По правде говоря, когда я был мальчишкой, в школах за изгородями действительно в основном говорили на ирландском. Но за последнее время кое-что изменилось. Родители не хотели, чтобы их детей учили по-ирландски, потому что думали, что это им невыгодно. Они хотели, чтобы преподавание шло на английском. И знаете, что в результате произошло? Те местные ирландцы, которые умеют читать, а таких много, читали революционные буклеты из Америки и радикальные листовки на английском из Белфаста и Дублина. — Он одарил Геркулеса жизнерадостной улыбкой. — Если вдруг начнется революция, милорд, и сметет вас — да простит меня Господь, — то ее причиной станут французские войска и английский язык. В этом я могу вас заверить.
А вот это совсем не понравилось Геркулесу, и он, коротко кивнув, ушел из библиотеки, оставив там Келли и Джорджиану. Келли тоже не засиделся, но пообещал заехать как-нибудь на днях. После его ухода Геркулес заметил:
— За этим человеком следует присмотреть.
Но в тот вечер он сказал и кое-что еще, и Джорджиана, подумав о Патрике, не на шутку испугалась.
— Этой революции не бывать. Нам известно гораздо больше, чем эти проклятые болваны могут вообразить.
К счастью, когда Келли снова появился, Геркулес уже отбыл. Джорджиана с удовольствием поболтала с Келли и порадовалась возможности извиниться за манеры своего сына. Когда Келли собрался уходить, она спросила:
— Если придут французы, как вы думаете, что произойдет здесь, в Маунт-Уолше?
Отвечая, Келли бросил на нее осторожный взгляд:
— Вас в этих местах любят. Не думаю, что вам причинят какой-то вред. Но лучше вам быть в Дублине.
— Понимаю… — Джорджиана почувствовала, что слегка побледнела. — Думаете, мне следует уехать?
— По правде говоря, — ответил Келли, — представления не имею.
После его ухода Джорджиана отправилась в свой садик и увидела, как с неба летят снежинки; она решила, что спешить некуда.
Пришел февраль, а с ним и крокусы: фиолетовые, оранжевые и золотые.
В один из мартовских дней задул сырой ветер, хлопавший ставнями. Бригид была дома.
Кто-то тихо постучал в дверь. Никто этого не услышал.
Бригид знала, что по улицам Дублина ходят солдаты. Недавно было объявлено военное положение. Видимо, речь шла о комендантском часе, но театры продолжали работать, и гостиницы были переполнены. Но Бригид слышала, что сегодня патрулей должно выйти больше.
