— Ох, просто он человек большого ума, — мог сказать он или: — Сердце у него на правильном месте.
Однажды он даже заметил:
— Патрик — хороший католик.
А Дейрдре воскликнула:
— Если бы он был добрым католиком, то женился бы на твоей дочери, а не пользовался бы ею как шлюхой!
Но Конал лишь задумчиво посмотрел на нее и сказал:
— Ну, он слишком любит Ирландию.
Дейрдре радовало только одно: Патрик приезжал всего раз в год, но с течением времени у нее возникло и стало нарастать некое смутное и необъяснимое ощущение, что у нее уводят мужа. И это она связывала только с Патриком. Потом случилась еще одна перемена в их жизни.
Поначалу Дейрдре даже обрадовалась, когда как-то вечером Конал сказал:
— Знаешь, это просто стыд, что никто больше не исполняет песни твоего деда. Конечно, кое-что из его стихов напечатано, но у меня лежит еще очень много рукописей. И в них есть те истории, что он рассказывал. Прекрасные истории.
— Наверное, тебе стоит этим заняться, Конал, — ответила тогда Дейрдре. — Лучше тебя никто не справится.
И вот Конал снова начал по вечерам изучать записи старого поэта и через некоторое время пригласил соседей, чтобы они послушали, — точно так же, как делал сам старик. И все заявили, что стихи прекрасные. О них заговорили. Через месяц Конала пригласили в другое место, в нескольких милях от дома. Потом еще в одно и еще. А через год он уже отправлялся куда-нибудь практически каждый месяц и иногда отсутствовал по нескольку дней.
Дейрдре и не знала, радоваться этому или нет. Конечно, она гордилась мужем, ей было приятно думать, что ее деда снова почитают. Она знала: если у человека есть дар, то этот дар обязательно следует использовать, к тому же одинокие блуждания Коналу были просто необходимы. Но никогда прежде он не отсутствовал так долго, и Дейрдре невольно задумывалась: не в ней ли самой причина? Может, он хочет отдалиться от нее, после стольких-то лет? Может, это повод избегать жену? Раз или два она мягко заговаривала об этом, и Конал расстраивался и даже предлагал никуда больше не ездить. И именно это предложение в каком-то смысле успокоило Дейрдре. И действительно, когда Конал был дома, ничто в его поведении или в их супружеских отношениях не говорило о недостатке нежности и привязанности. И потому Дейрдре решила делать вид, что ничего особенного не происходит, и радоваться тому, что ее соседи с новым уважением говорили о ее странствующем муже.
Но несколько лет назад произошло то, что по-настоящему встревожило Дейрдре.
Хотя обретший независимость ирландский парламент был более чем занят делами, радовавшими остров, все же ничто не могло взволновать Ирландию больше, чем пришедшая в 1789 году весть о Французской революции, прогремевшая по всей Европе. И если американская революция, волнения из-за которой Дейрдре помнила с детства, была событием из ряда вон, то французская стала настоящей катастрофой. В прошлом, 1776 году ирландцы наблюдали за тем, как Новый Свет отрывается от Старого, но теперь в оргии насилия и кровопролития Французской революции старый мир как будто пытался полностью изменить себя. Этот гигантский эксперимент Дейрдре находила иногда волнующим, а иногда ужасающим, а мужчины говорили о новой эре разума, о конце социального неравенства, о религиозной терпимости и даже о победе атеизма.
И именно тогда, когда во Франции разворачивались все эти ошеломительные события, снова приехал Патрик, на этот раз один. Явился с ежегодным визитом. И как обычно, двое мужчин отправились в Глендалох, а когда вернулись, все сели ужинать. Под влиянием Уолша Конал выпил больше обычного, особенно когда разговор зашел о Франции. Они обсуждали дальнейшее развитие революционных событий, говорили о том, что это может означать для Европы в целом. Ясно было, что другие европейские монархии не потерпят подобного разрушения всего социального порядка в центре континента. Потом, немного понизив голос, Патрик заметил:
— Знаешь, я думаю о том, как это может повлиять на Ирландию, что это может значить для нее.
А Конал тихо, но со страстью, какой Дейрдре никогда прежде не слышала в его голосе, ответил, пристально глядя на Патрика:
— Могу обещать тебе, что буду готов, когда придет время.
На следующий день Дейрдре спросила его, что означали эти слова, но Конал лишь тряхнул головой и заявил: ничего не означали. Дейрдре обиделась, поскольку он явно лгал. Однако Конал все равно отказался обсуждать с ней это, только сказал:
— Есть вещи, которых тебе лучше не знать.
Этот покровительственный ответ разъярил ее еще сильнее, и между ней и мужем возникло небольшое, но явное отчуждение.
Спустя несколько недель Конал поехал в Дублин повидать сыновей, как он сказал, а у Дейрдре возникло неприятное чувство, что имелась какая-то другая причина и что все это как-то связано с Уолшем. И она прокляла тот день, в который чертов Уолш вошел в их жизнь.
А потом начался кошмар. Тот кошмар, в котором она до сих пор жила.
Дейрдре смотрела вниз, в долину.
Поначалу казалось, что фигура, поднимавшаяся по извилистой горной тропе, меняет очертания. То это был одинокий всадник, то он вдруг становился похожим на оленя с двумя огромными рогами. Лишь постепенно Дейрдре поняла: там не один человек, а два. Первым ехал Патрик. Тут все было правильно. Но за ним ехал другой, более высокий человек, и его Дейрдре вряд ли видела прежде.
И неожиданно она с предельной ясностью осознала: зачем бы они ни явились, это уведет от нее мужа. И Дейрдре, вооруженной одними только инстинктами, захотелось помчаться к Коналу, спрятать его от этих людей, увести. Идея столь же бесполезная, сколь и абсурдная, потому что в это мгновение она заметила подошедшего к ней Конала.
— Ты зачем здесь? — Голос выдал ее волнение. Он прозвучал высоко, нервно.
Конал обнял ее за плечи.
— Я не мог ничего рассказать раньше, Дейрдре, — тихо ответил он. — Но теперь ты должна все узнать. — Он прижал ее к себе. — Потому что мне понадобится твоя помощь.
Патрику всегда нравилось бывать в Ратконане. Он любил подниматься в горы. Но времени он зря не терял. Едва войдя в дом Конала, он представил Джона Макгоуэна. Потом, видя, что Дейрдре все еще здесь, он вопросительно посмотрел на Конала, и тот тихо ответил:
— Пора ей узнать.
Патрик бросил на него короткий задумчивый взгляд, потом кивнул. И хотя он прекрасно знал, что Дейрдре его не любит, он не проявлял к ней ни малейшей враждебности.
— Возможно, тебе известно, Дейрдре, что уже много лет я состою в… Ну, мы называем это Католическим комитетом.
Дейрдре пожала плечами:
— Я и не знала, что такой существует.
— Ну, это не слишком заметная организация. Всего лишь группа — большая группа — людей, которые чувствуют себя ответственными за католиков в Ирландии. Мы надеялись на свободу для католиков, но были готовы проявить терпение. Для меня самого, пожалуй, это продолжение того, за что мои предки-католики стояли последние триста лет. Когда Граттан добился независимости ирландского парламента, то предполагалось, что это приведет к постепенному улучшению положения католиков. Нам всем так казалось в то время. Однако мы не учли протестантов, стоящих у власти, и Дублинский замок.
