Трудно сказать, что больше поразило Конала: то ли открытие, что вот этот человек, о котором он был невысокого мнения, но к которому не испытывал ни малейшей неприязни, мог так его ненавидеть, то ли тот факт, что он ничего не замечал все эти годы. Конал отлично помнил Финна в годы их учебы в школе за изгородью. Финн не был отличным учеником, но, пожалуй, все-таки стоял повыше Бреннанов. А теперь вдруг смерть старого О’Тула и, без сомнения, излишек спиртного пробудили в нем детские обиды. Конал не мог знать, сколько Финн выпил, но ясно было, что спорить с ним сейчас не время. Но должно быть, Конал невольно посмотрел на него с отвращением, потому что О’Бирн взорвался:
— Ах, вы только посмотрите на него! Он думает, что намного лучше, чем все мы!
— Финн, почему ты не можешь с уважением отнестись к умершему? — спросил Конал как мог более спокойно и хотел отойти.
Но это оказалось еще одной его ошибкой.
— Давай-давай, иди! — Финн насмешливо поклонился. — Великий Конал Смит не разговаривает с теми, кто ему не ровня! — Он сплюнул. — Уважайте мертвых! Уважать твоего отца, ты об этом?
Это было уже слишком.
— Ты тогда был дураком, Финн О’Бирн, и теперь дураком остался! — разозлился Конал. — Но тебе незачем это доказывать, я и так знаю.
Спустя пару дней он рассказал обо всем Дейрдре, но сам Финн никогда больше не упоминал о том случае, и они решили: наверное, Финн был слишком пьян и обо всем забыл.
Потом, пока искали нового учителя, Конал несколько месяцев вел уроки в школе за изгородью, но послал за священником из долины, чтобы учить детей катехизису, потому что не хотел делать этого сам. Когда нашли пожилого мужчину из Уиклоу, ставшего учителем, Конал вернулся к мебельному делу. Он не сомневался: Бадж прекрасно осведомлен о его деятельности, но землевладелец ни разу ничего не сказал об этом.
Все это произошло двадцать лет назад. И с тех пор в Ратконане царил мир, и в этом мире мало что менялось, несмотря на события, происходившие внизу, у подножия гор.
Но одна перемена все же имела место. Происходило это постепенно, но уже в старости дед Дейрдре обратил внимание, а через два десятка лет после его смерти Дейрдре и сама отчетливо это видела.
В Ратконане прибавилось народа.
Конечно, в семьях рождались дети. Кроме ее семерых, имелись три дочери и два сына у Баджа. О’Бирны, Бреннаны и другие местные семьи тоже увеличивались. Но со временем дети вырастали и обычно куда-нибудь уезжали. Три дочери лендлорда вышли замуж за других землевладельцев; его младший сын Иона Бадж женился на дочери торговца и купил небольшое имение в нескольких милях от Ратконана, а старший сын Артур почти постоянно жил в Дублине. Из детей самой Дейрдре только двое оставались дома, а остальные перебрались в Уиклоу или Дублин.
Но в последнем поколении многие семьи, в особенности Бреннаны, начали следовать другому порядку. Вместо того чтобы вся земля досталась старшему сыну, несколько детей решили осесть в Ратконане и разделить землю между собой. А от этого население деревушки увеличилось. И были также все признаки того, что через какое-то время один из Бреннанов может снова разделить свою землю. И вскоре такие маленькие наделы уже не смогли бы прокормить семью, хотя пока еще вроде бы все было в порядке. А причины таких перемен были вполне очевидны.
— За то, что Бреннаны так плодятся, мы должны благодарить картофель, — сухо заметил Конал.
Да, теперь в Ратконане все выращивали картофель. Даже у Баджа имелось два больших картофельных поля. И хотя Бреннаны пока сеяли зерно и держали овец и немного коров на горных склонах, все же основную часть своих разделенных участков они отдали под картофель. И такое решение выглядело вполне логичным. Овощ из Нового Света оказался настолько питательным, что при желании вы могли оставаться в безупречном здравии, ничего другого не потребляя. И не только в том было дело. Картофель давал очень большие урожаи, и какая-нибудь семья могла прожить даже с одного маленького поля. Так что теперь в Ратконане Бреннанов было в два раза больше, чем во времена детства Дейрдре, и они могли еще несколько раз делить свою землю и не умереть с голода. Более того, по мере роста населения они еще и продавали картофель по хорошей цене. И хотя домики под торфяными крышами выглядели довольно бедно, многочисленные Бреннаны и их соседи на самом деле жили куда лучше прежнего. Даже О’Бирны начали платить за аренду.
И по всей Ирландии происходило то же самое. Города росли, население Дублина утроилось за три поколения, и крестьяне тоже теперь куда плотнее устраивались на земле.
Дейрдре и Коналу не приходилось жаловаться на свое материальное положение. Две их дочери переехали в Уиклоу. Обе были замужем, одна за мясником, вторая за пивоваром, и их мужья весьма процветали. Два старших сына перебрались в Дублин. Один стал печатником и не бедствовал; второй, табачник, вроде бы преуспел меньше, он скромно жил в Либертисе на западной стороне Старого города. Двое младших детей оставались в Ратконане: сын Питер стал столяром, как отец; его сестра работала в доме у Баджа.
И еще была Бригид. И этот проклятый Патрик Уолш.
Дейрдре и не знала, что Бригид сбежала с ним, пока, через месяц после этого события, не получила письма от экономки в Маунт-Уолше, в котором упоминался этот факт. В письме больше ничего не говорилось, но Дейрдре предположила, что парочка уехала в Дублин.
— Что все это значит? — спросила она Конала. — Они поженились?
— Если бы поженились, мы бы услышали об этом от Бригид, — ответил он.
— Мы должны поехать и найти ее. Мы должны спасти Бригид, пока ее репутация не погибла окончательно! — воскликнула Дейрдре.
— Пожалуй, для этого поздновато, — пробормотал Конал, но стал в тот же день собираться в столицу.
Дейрдре, никогда прежде не бывавшая в Дублине, была изумлена размерами города. Они добрались туда сразу после полудня и прямиком отправились к своему сыну, чей дом находился в узком переулке у Дейм-стрит. Сын объяснил им, где можно найти Патрика Уолша. Супруги не стали терять время зря, а тут же отправились в сторону парка Тринити-колледжа и перешли по мосту реку Лиффи. Справа, вниз по течению, на северном берегу, они увидели возводимое огромное здание в классическом стиле. Как они узнали, это должна была быть новая таможня. Да, столица продолжала расти, и широкие улицы и площади на северном берегу реки были уже почти такими же величественными и элегантными, как район вокруг Сент-Стивнс-Грин. Дейрдре с благоговением смотрела на огромные аристократические дома по обе стороны широкой улицы, известной как Саквилль-Мэлл. Она тянулась на север почти на пятьсот ярдов, до прекрасного фасада родильного дома и модной Ратленд-сквер за ним. Дом Патрика Уолша стоял на более узкой, но очень приятной улице, к западу от Саквилль-Мэлл.
К парадной двери вели несколько ступеней. Конал сначала заколебался, но потом решительно подошел к двери.
Им открыла горничная. При виде их деревенской одежды она слегка смутилась и спросила, не торговцы ли они, но Конал назвал свое имя, и через несколько секунд она вернулась и проводила их через холл в маленькую гостиную. Ждать им пришлось недолго, перед ними вскоре появился сам Патрик Уолш. Он улыбался.
