— Мой отец и твой дед — единственные люди, которыми я по-настоящему восхищаюсь.
Знал ли мальчик, что его отец не слишком уважаем? Деревенские обычно бывали вежливы, говоря с Коналом о его отце.
— Твой отец — великий читатель, — говорили они. — Он очень много знает. — Но за спиной у него они добавляли: — Он знает больше, чем работает, и меньше, чем пьет.
Но Конал уже и сам начинал это понимать. Как-то раз он грубо ответил отцу, и тот ударил его и сбил с ног. Правда, потом, когда его никто не видел, Гаррет разрыдался.
А Конал грустно сказал Дейрдре:
— Никто его не понимает, только я.
В общем, только отца и Дейрдре Конал по-настоящему любил и только им доверял. А после них, рассуждал О’Тул, скорее всего, стою я сам.
И вот теперь, когда Конал сторожил у школы за изгородью, а учитель думал об их разговоре накануне, он вдруг ощутил себя ужасно виноватым.
На его совесть тяжким грузом легла мысль о том, что он, возможно, предал мальчика.
Вскоре после полудня Роберт Бадж, землевладелец и мировой судья, отправился повидать Гаррета Смита. Когда семью Уолтера Смита лишили собственности, поместье в Ратконане выставили на продажу по смешной цене. Бенджамин Бадж не имел желания возвращаться туда, но его младший брат, сделанный из материала покрепче, был рад его купить. Баджи могли бы теперь утверждать, что они живут в Ратконане уже несколько поколений.
Бадж пока не решил, что делать с сыном Смита. От О’Тула неприятностей ждать не приходилось, это Бадж уже видел. Что до отца мальчика…
Но мальчик мог и подождать. Сегодня у Баджа было другое дело к Гаррету Смиту. И касалось оно дома в Ратконане.
Если бы старые вожди этих мест увидели сейчас Ратконан, они, пожалуй, были бы сильно удивлены. И даже сочли бы это смешным. Хотя здесь все было как и в десятках других старых домов в Ирландии. Найдя дом-башню недостаточно просторным, отец Баджа пристроил перед ним скромное прямоугольное здание в пять окон по фасаду. Дом не обладал каким-то конкретным стилем, хотя простые окна можно было бы назвать георгианскими. И не было предпринято никаких попыток как-то изменить ни сам дом, ни старую крепость, возвышавшуюся позади него, так что они как бы слились воедино. Новый Ратконан так и выглядел: дом, торчащий перед древним укреплением.
Но Роберт Бадж именно здесь родился и вырос, и он гордился своим жилищем.
Ему было всего двадцать лет, когда пять лет назад умер его отец, оставив сына владельцем и управляющим. Роберт Бадж, с тщеславием молодого человека, подумывал изменить имя дома. Он предполагал назвать его замком Бадж, как делали некоторые крупные поселенцы, но это показалось избыточным. Более разумным могло быть другое английское определение, принятое в Ирландии: Баджтаун. Но звучало это как-то не слишком музыкально. Красивее выглядела ирландская версия: Баллибадж. В итоге же, учтя тот факт, что вряд ли именно Баджи построили это место, и боясь насмешек местных ирландцев и их соседей, Роберт Бадж решил оставить прежнее имя — Ратконан, к которому ему нравилось добавлять приложение «хаус», «дом», что уже звучало как название английского особняка.
Для Роберта Баджа Ратконан-Хаус и был домом. Конечно, как и все поселенцы Кромвеля, он продолжал смотреть на коренных ирландцев как на нежеланных колонистов. И конечно же, он гордился тем, что он англичанин и протестант. Потому что разве семьи эпохи Кромвеля не явились сюда для того, чтобы утвердить протестантскую веру и занять конфискованные земли прежних владельцев-католиков, разве не это было прежде всего оправданием их пребывания в Ирландии? И его отец, человек совсем не таких твердых религиозных убеждений, как старый Барнаби Бадж, решительно привел пресвитерианскую семью в королевскую Ирландскую церковь как раз поэтому, и он говорил:
— Мы, англичане, должны держаться вместе!
И еще он советовал Роберту незадолго до своей смерти:
— Всегда помни, что те добрые люди, которые знают тебя с рождения, и работают на твоей земле, и, может быть, даже называют тебя «ваша светлость», и приветствуют тебя при встрече, могут оказаться не теми, кем выглядят. Если вдруг наш порядок рухнет, сын мой, они тут же воткнут тебе нож под ребра. Не забывай этого.
Как бы то ни было, прошел уже почти век с того времени, когда прадед Роберта Барнаби впервые приехал сюда. И в течение этого времени англо-ирландские поселенцы некоторым образом смешались со своим окружением. И если члены ирландского парламента чувствовали, что с ними обращаются как с другой породой по сравнению с лондонцами, то здесь, в провинциях, некрупные англо-ирландские землевладельцы создали некую собственную общность.
Отец Роберта был образцом такой породы. Почти всю жизнь он прожил в Ратконане и отлично знал местные особенности. Он говорил по-английски с отчетливыми ирландскими интонациями и ко многому в своей жизни, включая образование детей, относился с некоторой милой небрежностью. И в этом он был един со своей женой, которая пришла из такой же семьи, с такими же взглядами.
Конечно, некоторые англо-ирландские семьи посылали своих сыновей в Оксфорд, Кембридж или в Тринити-колледж в Дублине. Но не Баджи. Начальное образование получили все дети, и мальчики, и девочки, но дальнейшее считалось излишеством.
— У моего отца был свисток, которым он сзывал собак, — весело рассказывал Роберт своим друзьям. — Но если он дул в него два раза, это значило, что он зовет меня.
Когда мать застала его сестру за чтением книги, в то время как ей полагалось гулять на воздухе, она тут же заперла девочку на два часа в темном чулане и сказала, что если еще раз увидит подобное, то просто высечет ее. Дети Баджей росли для того, чтобы быть сильными, управлять имениями и в случае необходимости сражаться. И в своей любви к свежему воздуху Баджи были отчасти сродни ирландским вождям, жившим задолго до них. И они бы очень удивились, узнав, что они меньше образованны, чем те вожди.
И вот как раз вопрос образования и заставил Роберта Баджа так сурово говорить с О’Тулом.
Роберту Баджу было всего двадцать пять, но к нему часто обращались как к человеку более солидного возраста. Возможно, дело было в его крупной фигуре и важном виде, но все же он, как владелец Ратконана, ради большего авторитета слегка надавил на полезных местных людей с помощью властей и год назад стал мировым судьей. В общем, в своей провинции он стал фигурой значительной и недавно посетил несколько домов в графствах Уэксфорд и Килдэр в поисках подходящей жены. Он также несколько раз побывал в Дублине, чтобы люди в Дублинском замке и парламенте запомнили его.
Причиной поездки Роберта в Дублин на прошлой неделе стало желание узнать последние новости о возможной угрозе со стороны Франции. Гарнизоны в Уиклоу и Уэксфорде были приведены в состояние готовности, это он отлично знал. И на него произвело впечатление огромное количество красных мундиров и мушкетов, которые он увидел на красивых улицах столицы. Как и все мировые судьи, Бадж постоянно искал подозрительных личностей или знаки подстрекательства к бунту, но не мог бы честно сказать, что нашел хоть что-нибудь. И это было грустно, поскольку он был бы рад таким образом привлечь к себе внимание властей.
