— А как ты отнесешься к тому, чтобы получить две гинеи?
— Я бы отнесся к этому очень, очень хорошо.
— Тогда, — сказал Фортунат, — на «Мессии» мне хотелось бы сидеть рядом с семьей мистера Генри Лоу.
И вот наконец они пришли. Судя по всему, Элизу Лоу задержал разговор с кем-то из знакомых. Фортунат постарался скрыть облегчение.
Да, без сомнения, это были они. Торговец, красивый и худощавый, все еще сохранивший волосы, спокойно улыбался. Его жена, суетясь вокруг дочерей, оглядывалась по сторонам; глаза у нее были светло-голубыми. Фигура у женщины оставалась неплохой. Вполне сносной. И — три дочери. Кто из них Лидия, сразу становилось ясно: та, у которой длинная шея. Она действительно выглядела очень бледной и нездоровой, как и говорил Теренс. Но что до двух остальных, то тут глаза Фортуната широко раскрылись. Что за красавицы! Одна светловолосая и улыбчивая, а вторая, с волосами, отливавшими красной медью, и полной грудью, выглядела весьма самоуверенной. Это Анна или Джорджиана?
Но где они сядут? Будет ли все так, как он надеялся? Фортунат смотрел вперед, рассеянно улыбаясь и сдерживая дыхание. Да. Все было идеально. Рядом с Фортунатом — Грей, а Генри Лоу — рядом с ним.
Вот тут-то и началось.
Повернувшись направо, достойный джентльмен Грей улыбнулся:
— О, мистер Лоу!
— Мистер Грей! Рад вас видеть, сэр. Дорогая, ты, наверное, не знаешь мистера Грея, но у нас с ним общие дела.
Потом мистер Грей спокойно спросил мистера Лоу:
— А вы знакомы с мистером Фортунатом Уолшем, членом парламента? Я состою в его партии.
— Ох… Нет, но я о нем слышал.
— Может быть, желаете познакомиться?
— Конечно! — с некоторым даже жаром ответил торговец. — Хотелось бы.
— Могу я представить вам мистера Генри Лоу? А это член парламента мистер Фортунат Уолш.
— Мистер Лоу. Рад знакомству.
— Мистер Уолш… — Генри Лоу взволнованно улыбался. — Для меня это честь, сэр, и я чрезвычайно рад знакомству.
Оратория была прекрасной и возвышенной. И для Генделя, для герцога, и для Музыкального общества, да и вообще для всех это было истинным торжеством.
Семья Лоу возвращалась домой пешком. Поскольку погода стояла прекрасная, а расстояние невелико, Генри Лоу не видел смысла садиться в карету. Торговец повернулся к жене:
— Если мы устроим ужин, думаю, нам следует пригласить Фортуната Уолша и его жену. Он весьма рассудительный человек. Думаю, он придет.
Его жена чуть было не сказала, что Уолш не только рассудителен, но и в большой чести у самого герцога и, насколько она знала, был на очереди на получение титула; что у него есть красивый холостой сын; что ради такого шанса она готова лечь на пороге собственного дома и предложить ему вытереть о нее ноги; но она, конечно, промолчала.
Лучше не делиться своими знаниями с мужем, он ведь мог этого и не одобрить. Так что она приберегла все для себя и дочерей.
— Как пожелаешь, дорогой, — ответила она.
И поблагодарила Бога не только за Генделя, но и за то, что именно в этот вечер Господь привел Фортуната Уолша в концертный зал Музыкального общества.
На следующее утро в дом Фортуната на Сент-Стивенс-Грин явились кузина Барбара и Теренс, желая узнать, как все прошло вчера.
— Все было великолепно! Тебе действительно стоило пойти послушать Генделя, — сказал Фортунат Барбаре.
— По части музыки мне достаточно тех гимнов, которые я могу петь в церкви, — решительно ответила Барбара. — Хватит болтать ерунду. Что насчет Лоу?
— Увидим. Но я думаю, — честно ответил Фортунат, — он на крючке. Кстати, его дочери невероятно хороши собой. В особенности мне понравилась рыжая. Джорджиана.
— А кто понравился Джорджу? — поинтересовался Теренс.
— Я пока не спрашивал. Но, учитывая обстоятельства, — сказал Фортунат с безупречной рассудительностью, — уверен, ему понравится та, которой понравится он сам.
— Мне нравится, как это звучит: «Джордж и Джорджиана», — весело заявила Барбара Дойл.
— Да, в этом есть приятная симметрия, — согласился Фортунат. — Но получится у нас что-то или нет, — добавил он, — мне все равно следует благодарить вас обоих. — Он улыбнулся брату. — Я не забуду, дорогой брат, как щедро ты отплатил за все, помогая мне.
Потом они еще минут двадцать с удовольствием говорили о деле, обсуждая эпизод за эпизодом, снова и снова поздравляя друг друга с тем, что так отлично все устроили.
И лишь затем Теренс Уолш заметил:
— Должен сказать тебе кое о ком, кто сейчас нуждается в помощи куда больше, чем любой из нас. Это мой пациент, бакалейщик Макгоуэн.
И он рассказал всю историю бакалейщика.
— И что ты собираешься делать? — спросил Фортунат.
— Хочу прямо сегодня пойти к некоторым знакомым торговцам-католикам. Я надеюсь, что мы могли бы создать небольшую компанию торговцев, способных спасти его и его дело, а оно, скажу вам, может быть все таким же прибыльным.
— Да, ты должен это сделать! — твердо заявила кузина Барбара. — Торговцы-католики частенько держатся друг за друга.
— Я искренне на это надеюсь, — согласился Теренс.
Вскоре после этого Барбара Дойл ушла, а Теренс еще на какое-то время задержался у Фортуната.
— Знаешь, кто еще пришел мне на ум, когда я уходил от Макгоуэна? — спросил брата Теренс после некоторого молчания.
— И кто же?
— Наш родственник Гаррет Смит. Я вдруг задумался о том, где он теперь, чем занимается.
— Судя по слухам, когда он уехал из Дублина, даже не завершив ученичество, то отправился в горы Уиклоу. Думаю, он дурно с тобой поступил.
— Он был молод.
— Он ведь никогда потом не пытался повидаться с тобой, хотя бы для того, чтобы извиниться или объясниться.
— Ну, возможно, он просто смущен.
— Выкинь его из головы, Теренс. Ничего хорошего из этого не получится. Тебе и без того есть о чем подумать.
— Наверное, ты прав. — Теренс встал. — Сегодня мне надо думать о Макгоуэне.
Фортунат решил, что бакалейщик стоит того, чтобы похлопотать о его спасении. А вот Гаррет Смит, наверное, нет.
Оба мужчины были бы очень удивлены, если бы увидели в этот момент кузину Барбару. Уйдя из дома Фортуната, она велела кучеру ехать на север. Миновав Тринити-колледж и великолепное новое здание парламента с огромным классическим фасадом, при виде которого можно было подумать, что это Лондоном управляют из Ирландии, а никак не наоборот, карета повернула к мосту через Лиффи и покатила дальше к Кау-лейн.
Барбара Дойл поддерживала господство протестантов и практически не имела дел с торговцами-католиками, но шанс подзаработать всегда стоял для нее на первом месте. И она рассудила, что Теренсу понадобится по крайней мере пара дней для того, чтобы организовать помощь Макгоуэну. А она всегда верила в то, что выигрывает тот, кто пришел первым.
