Ее спутница улыбалась. Так уж вышло, хотя Элиза Лоу этого и не могла знать, что лучшая подруга ее спутницы — жена доктора Теренса Уолша.
— Чудесная картина, не правда ли? Герцог потрясающе выглядит сегодня.
Герцог Девонширский был вторым знатным вельможей, назначенным за последнее десятилетие лордом-наместником. Огромное богатство и высокая должность придавали ему особую уверенность и спокойствие. Герцог, в синем с золотом камзоле и пудреном парике, лениво и добродушно смотревший на гостей, представлял собой символ великолепия и мира. Бóльшую часть времени Европа могла заниматься делением на династические лагеря. Кому-то могли грозить внезапные вторжения, хотя вроде бы такое никогда не осуществлялось. Даже якобиты могли давать о себе знать то тут, то там. Однако в Дублине любой увидел бы лишь картину неспешно растущего благосостояния людей — кроме коренных ирландцев, конечно, — и политического благополучия.
Но совсем не сам герцог, которого Элизе уже приходилось видеть, зачаровал ее, а блестящая компания вокруг него.
— Там все Понсонби, — заметила ее подруга.
Элиза с жадностью уставилась на них. Семья Понсонби — или Пансинби, как модно было произносить эту фамилию, — была семьей поселенцев времен Кромвеля, не намного важнее собственной семьи Элизы. Но два поколения осторожных интриг и кое-какое важное политическое покровительство вознесли их так, что они стали даже важнее богатого рода Бойл из Манстера. К тому времени, когда герцог Девонширский прибыл в Ирландию, Понсонби с помощью своих сторонников могли получить любое число голосов в дублинском парламенте, чтобы легко провести закон, необходимый правительству. Но еще больше усиливало их авторитет — и создавало политические удобства для герцога — то, что один из их сыновей женился на одной из дочерей герцога. Однако самым главным в глазах Элизы было то, что вся эта деятельность принесла семье не только богатство, но и титул.
Ах! Титул! Титулованных господ ныне много приезжало в Ирландию. И если глава рода Понсонби мог стать графом Бессборо, то менее значительные люди могли надеяться хотя бы на звание пэра. Ирландское пэрство частенько давалось в политических целях. Просто нужно было оказаться в нужном месте в нужное время и проголосовать так, как требовало правительство, и можно стать лордом, а это было практически вечное вознаграждение, потому что титул передавался наследникам. И если кто-то искал положения для своей семьи — а кто бы не хотел этого? — то за пэрство стоило побороться.
Титул! Ах! В глазах Элизы при мысли о титуле появилось мечтательное выражение. Может, ей и не предстояло когда-нибудь стать леди Лоу, но она страстно желала такого для своих дорогих, своих прекрасных, как лебеди, дочерей. Молодые джентльмены, которые могли получить титул: вот чего она желала для своих девочек. Конечно, это не та тема, которую она стала бы обсуждать с мужем, потому что его собственные притязания были куда более приземленными. Но сама она была полна решимости. И вот они перед ней, все эти люди в этом зале, а особо важные собрались в благословенной компании вокруг лорда-наместника. Как это прекрасно! Элиза и не представляла себе, что можно испытывать бóльший восторг.
Теперь она видела, как Тайди возвращается обратно. За ним шел красивый мужчина средних лет. Они пересекли середину зала, направляясь прямо к компании герцога, и все смотрели на них — джентри, и лорды, и леди, и будущие лорды, — все смотрели. Ох! Элиза слегка вздрогнула от возбуждения, просто невольно. Перешептывания затихли, когда этот человек подошел к герцогу, а герцог протянул ему руку, и — о да! — он улыбался!
Но пока Уолш шел к нему, герцог повернулся к своему зятю.
— А кстати, зачем все это? — тихо спросил он.
— Это Фортунат Уолш. Член парламента. Старый джентри из Фингала. Хочет, чтобы герцог его оценил. Ему нужно, чтобы его заметили. Всего на минуту.
— И у нас нет причин отказываться?
— Ни малейших. Преданный человек. Всегда полезный. Надежный друг.
— Тогда нам лучше сделать ему это одолжение.
За благодушной ленивой внешностью герцога скрывался острый и расчетливый ум, весьма опытный в подобных маленьких придворных тонкостях. Герцог протянул руку:
— Дорогой мистер Уолш! Мы очень рады вас видеть.
Было совсем нетрудно поболтать ни о чем минуту-другую. Герцог заговорил о Генделе, и Фортунат выразил восхищение истинного знатока музыки. Они также упомянули в разговоре несколько пьес, которые шли в театре «Смок-Элли». И герцог сразу решил, что ему очень нравится Фортунат, и даже — это было высшим выражением благосклонности — предложил ему свою табакерку. Они проговорили целых пять минут, и весь Дублин наблюдал за разговором.
— Мы должны как-нибудь встретиться снова, — сказал герцог, заканчивая беседу, но при этом кивнул зятю, давая понять, что он говорит всерьез. А когда Фортунат отошел, наслаждаясь триумфом, тихо спросил Понсонби: — Какую игру вы ведете?
Все это время Элиза Лоу была так захвачена зрелищем блестящего круга, что не произнесла ни слова, но теперь повернулась к спутнице:
— Кто этот джентльмен?
— О, разве вы не знаете? Это Фортунат Уолш. Прекрасная старая семья. И насколько я слышала, в фаворе у высоких политиков.
Однако всех этих осторожных приготовлений вместе с данными разведки о том, что семья Лоу собирается на концерт, послушать «Мессию», могло оказаться недостаточно, чтобы ловушка захлопнулась, если бы не еще одно благоприятное обстоятельство.
А этим обстоятельством было то, что как раз в это время молодому Тому Шеридану было нечем заняться.
Несмотря на всяческие неудачи и несчастья в Килке в течение последних лет, Фортунат сумел сохранить дружбу с доктором Шериданом и его семьей. Том был самым симпатичным из детей доктора, по мнению Уолша. Крестный сын Свифта, и сам проявлявший немалый литературный дар, отправился учиться в Тринити-колледж. А теперь он его окончил и выразил желание стать актером и писать пьесы, что было необычным для молодого джентльмена, хотя изредка и случалось.
— Театр «Смок-Элли» как раз то, что мне нужно, — решительно сообщил он Фортунату.
Дублинский театр «Смок-Элли» был воистину приятным местом. В течение зимнего сезона там игрались старые и новые пьесы, а летом туда привозили лучшие лондонские постановки. И в этом году должен был приехать актер Дэвид Гаррик, новая лондонская сенсация.
— Если твою пьесу поставят в «Смок-Элли», Том, обещаю, мы все сразу придем, — сказал ему Фортунат. — Но как ты собираешься существовать до тех пор?
Оказалось, Том решил находить разные небольшие заработки, в том числе и в концертном зале Музыкального общества. И именно это пришло на ум Уолшу, когда он обдумывал, как ему все устроить, когда будет исполняться «Мессия».
— Том, ты имеешь какое-нибудь отношение к распределению мест на концерте? — спросил он юношу, когда встретился с ним на улице.
— Я определенно могу кое-что устроить.
