— Но это звонил Барак из другой комнаты — спрашивал, можно ли взять планшет.
— А что с твоим?
— Нам надо два.
Тамир дал отбой.
— Это не израильская катастрофа, а региональная, — подвел черту Джейкоб. — Геологическая, а не политическая.
— Все связано с политикой, — возразил Тамир.
— Но это — нет.
— Подожди пару минут.
— И если бы вы не так сильно хотели услышать название своей страны, может быть, его было бы чуть легче произнести.
— А…
— Что?
— Мы сами виноваты.
— Я не так сказал.
— А могу я спросить тебя, — продолжил Тамир, — кто эти вы? Когда ты говоришь "если бы вы чуть менее настойчиво хотели", это вот кто — вы?
— Вы.
— Например, я, Тамир?
— Да. Израильтяне.
— Израильтяне. Ладно. Я хотел убедиться, что ты не имел в виду евреев.
— Ну хватит, это было официальное заявление, он просто был осторожен.
— Но ведь это же не политика.
— Вот он и не хотел примешивать политику.
— Ну что, какой план? — спросила, входя в комнату, Джулия.
— Дамбартон-Оукс, — ответил Джейкоб.
— Джулия, — сказал Тамир, поворачиваясь к ней, — позволь кое-что у тебя спросить. Если, к примеру, твой друг пострадал, ты думаешь, надо осторожничать?
— Теоретически?
— Нет, в жизни.
— А как пострадал?
— Серьезно пострадал.
— Не знаю, кажется, у меня никто из друзей серьезно не страдал.
— Ну представь.
— Теоретически? Да, я бы осторожничала. Если бы это было необходимо.
— А ты? — спросил Тамир Джейкоба.
— Конечно, я был бы осторожен.
— Мы разные в этом смысле.
— Ты безрассудный?
— Я верный.
— Верность не предполагает безрассудства, — сказала Джулия, будто бы принимая сторону Джейкоб, чего ей вовсе не хотелось, тем более она не знала, о чем речь.
— Предполагает.
— И никому не нужна верность, которая лишь ухудшает дело, — сказал Джейкоб, показывая Джулии: он рад, что она снова за него.
— Если только ситуация не ухудшается в любом случае. Твой отец бы со мной согласился.
— Что доказывает разумность моей позиции.
На это Тамир рассмеялся. И с его смехом накалившаяся атмосфера остыла вполовину, давление спало.
— Где лучшее суши в Вашингтоне? — спросил Тамир.
— Не знаю, — ответил Джейкоб, — но я знаю, что оно не дотягивает до худших израильских, которое лучше, чем лучшее суши в Японии.
— Я, пожалуй, останусь дома, а вы, ребята, поезжайте без меня, — сказала Джулия. — Мне кое-что надо доделать.
— Это что, например? — спросил Тамир так, как только израильтяне могут спросить.
— Ну, для бар-мицвы.
— Я думал, ее не будет.
Джулия бросила взгляд на Джейкоба:
— Ты ему сказал, что бар-мицвы не будет?
— Я не говорил.
— Не ври жене, — сказал Тамир.
— Зачем ты это повторяешь?
— А он повторяет? — спросила Джулия.
— Ты не видишь, — сказал Джейкоб Джулии, — но он меня сейчас толкает. Чтоб ты знала.
Еще раз незримо толкнув Джейкоба, Тамир продолжил:
— Ты мне сказал, что из-за смерти Исаака, землетрясения и того, что произошло между тобой и Джулией…
— Я ничего не говорил, — поспешил заверить Джейкоб.
— Не ври жене, Джейкоб.
— Что, про Марка? — спросила Джулия. — А сказал ты ему про телефон?
— Все это сейчас ему впервые сообщила ты.
— И это вообще не мое дело, — сказал Тамир.
Обращаясь только к Джулии, Джейкоб сказал:
— Я сказал ему только, что мы обсуждали, какие внести изменения в свете, ну, ты понимаешь, всего.
— Изменения во что? — спросил Сэм.
"Как только дети это умеют?" — подумал Джейкоб. Не только бесшумно появиться в комнате, но появиться в самый неудобный момент.
— В твою бар-мицву, — сказал Макс. А он-то откуда взялся?
— Мы с мамой обсуждали, как не промахнуться с бар-мицвой, чтобы никого не обидеть в контексте, ну, ты понял.
— Землетрясения?
— Какого землетрясения? — спросил Бенджи, не отрываясь от лабиринта, который рисовал. Неужели он все время был в комнате?
— И дедушки, — сказал Джейкоб.
— И я, и папа…
— Говори просто мы, — попросил Сэм.
— В общем, мы не думаем, что рок-группа будет к месту, — сказал Джейкоб, решив представлять сторону родителей в разговоре, чтобы показать Джулии: он тоже не боится сообщать неприятные новости.
— И ладно, — сказал Сэм. — Они все равно адские говнари.
Слишком непросто вести продуктивный диалог с тринадцатилетним мальчиком, когда каждый невзначай затронутый предмет превращается в Окончательный Разговор, требующий оборонительных систем и контратак в ответ на атаки, которых не было. Безобидное замечание, что у него в обычае забывать всякие мелочи в карманах вещей, брошенных в стирку, заканчивается обвинением родителей в том, что его рост находится в двадцать восьмом центиле, отчего хочется совершить самоубийство на "Ютубе".
— Успели стать говнарями, — констатировал Джейкоб.
Все так же не отрываясь от лабиринта, Бенджи сказал:
— Мама запарковала машину, и неправильно, так что я поднял ее и поставил как надо.
— Спасибо тебе за это, — сказала Джулия Бенджи, а затем обратилась к Сэму:
— Можно и поизящнее слово выбрать.
— Господи Иисусе! — воскликнул Сэм. — Я больше не имею права на свое мнение?
— Стоп, стоп, минуту, — сказал Джейкоб. — Ты же их выбрал, не мама. Не я. А ты. Ты просмотрел видео с десятка групп, и это ты решил, что на твоей бар-мицве будет играть "Электрическая бригада".
— Они были наименее жалкими из трех абсолютно жалких вариантов, и я выбрал их под давлением. Это не то же самое, что быть фанатом.
— Под каким давлением?
— Под тем давлением, что меня принуждали совершать бар-мицву, хотя вы знали, что я считаю все это фуфло полным фуфлом.
Джейкоб попытался заместить Джулию в роли родителя, порицающего плохие слова:
