Исключая те моменты, которых большинство людей старается всеми силами избежать, жизнь человека течет довольно медленно, скучно, однообразно и предсказуемо. Джейкоб придумал для этой проблемы, или благодати, свое решение: не добавлять в сюжет драмы — правдоподобие его работы было единственным антидотом против неправдоподобия его жизни, — а создавать новые и новые обстоятельства и вещи.
Двадцатью четырьмя годами раньше, примерно в то время, когда недостаток терпения оказался у Джейкоба сильнее страсти к гитаре, он принялся оформлять обложки дисков для несуществующей группы. Составлял треклисты, сочинял тексты песен, писал аннотации. Благодарил несуществующих людей: инженеров, продюсеров, директоров. Стиль уведомления об авторском праве он заимствовал из второго альбома "Фугази" "Steady Diet of Nothing". С атласом на коленях придумал концертный тур по США, затем мировой, прикидывая, сколько городов в него можно впихнуть физически и эмоционально: реально ли за одну неделю отыграть в Париже, Стокгольме, Брюсселе, Копенгагене, Барселоне и Мадриде? Особенно после восьми месяцев гастролей? И даже если нагрузка под силу, стоит ли заставлять музыкантов нервничать, ведь это только во вред всему, во что они верят и ради чего так усердно работают? Даты концертов печатались на спине футболок, которые Джейкоб рисовал, потом на самом деле выпускал и на самом деле носил. Но брать баррэ у него не получалось.
Его отношения с сериалом выстраивались похоже — чем более чахлой была реальность, тем насыщеннее антураж.
Он завел и постоянно дописывал "библию" к рукописи: своего рода инструкцию для тех, кто когда-нибудь возьмет сценарий в работу. У него было постоянно корректируемое досье, содержащее справочную информацию по каждому из персонажей, —
Сэм Блох
Скоро тринадцать. Старший из братьев Блох. Практически все время проводит в виртуальном мире "Иной жизни"". Считает, что на нем плохо сидит любая одежда. Любит видео, где вырубают наглых хулиганов. Неспособен не замечать и тем более не воспринимать сальные двусмысленности. Согласился бы на изъеденное угревыми рубцами тело в будущем ради чистого лба сейчас. Очень хочет, чтобы все узнали о его хороших качествах, но никогда об этом не говорит.
Гершом Блуменберг
Давно умер. Сын Аншеля, отца Исаака. Дед Ирвина. Внук человека, чье имя забыто навсегда. Главный раввин Дрогобыча. Погиб в горящей синагоге. В его честь назван небольшой скверик с прохладными мраморными скамейками в Иерусалиме. Появляется только в ночных кошмарах.
Джулия Блох
43 года. Жена Джейкоба. Архитектор, хотя втайне стыдится такого определения, поскольку не построила ни одного здания. Чрезвычайно одаренная, трагически обремененная заботами, постоянно недооцениваемая, сезонно оптимистичная. Время от времени ее осеняет догадка, что для радикального изменения всей ее жизни нужна только лишь полная смена контекста.
— и каталог мест действия, состоявший из кратких (хотя и постоянно дополняемых) описаний, сотен фотографий для будущих реквизиторов, карт, планов, адресов, анекдотов, —
Ньюарк-Стрит, 2294
Дом Блохов. Лучше многих, но не самый лучший. Однако хорош. Хотя мог бы, возможно, быть и получше. Продуманные интерьеры, вполне практичные. Хорошая мебель в стиле шестидесятых, в основном с "Е-бэя" и "Этси". Кое-что из "Икеи" с крупными дополнениями (кожаные петли для штор, резные фасады шкафчиков). Фотографии на стенах висят группами (место справедливо поделено между его и ее родственниками). Миндальная мука в стеклянном контейнере "Уильямс — Сонома" на столешнице из мыльного камня. Слишком красивая, чтобы использовать, духовка "Ле круазе доч" цвета парижская лазурь справа от широкой плиты "Лаканш", возможности которой попусту тратятся на вегетарианские чили. Книги — одни куплены, чтобы читать (или, по крайней мере, просматривать); другие — чтобы создавать впечатление очень особенного сорта очень многогранной любознательности; третьи, как двухтомное издание "Человека без свойств" в картонном футляре, ради красивых корешков. Ацетат гидрокортизона в суппозиториях под стопкой "Нью-Йоркеров" в среднем ящике медицинской аптечки. Вибратор, спрятанный в туфлю высоко на верхней полке. Книги о холокосте позади книг не о холокосте. И на кухонном косяке отметки роста сыновей.
Когда мне пришло время съезжать, я помедлил у этого косяка. Он был единственным предметом здесь, от которого я не мог отказаться. Куда там креслу "Папа беар" и такой же оттоманке. Куда там подсвечникам и лампам. Куда там "Слепому ботанику", рисунку, который мы купили вдвоем, — авторство приписывалось одному из моих любимцев, Бену Шану
[23], чего доказать было нельзя. Куда там капризной орхидее. Однажды днем, пока Джулии не было, я взял отвертку с плоским жалом и с ее помощью отодрал косяк от стены, затем уложил его в "субару" вдоль салона (один конец уперся в стекло задней дверцы, второй в ветровое стекло) и перевез таблицу роста своих детей в новое жилище. Через две недели маляр, красивший его, покрыл косяк слоем краски. Я нанес черточки заново, изнасиловав свою никудышную память.
— и самое самонадеянное (или невротичное, или жалкое): пометки для актеров, попытка досказать то, чего не напишешь в сценарии, потому что на это понадобится больше слов: КАК ИГРАТЬ ЗАПОЗДАЛЫЙ СМЕШОК; КАК ИГРАТЬ "КАК ВАШЕ ИМЯ?"; КАК ИГРАТЬ ГОДИЧНЫЕ КОЛЬЦА САМОУБИЙСТВ… Каждая серия всего двадцать семь страниц, плюс-минус. В каждом сезоне всего десять серий. Есть место для кое-какого второго плана, нескольких воспоминаний и попутных сцен, нарочито информационных заплаток, которые не развивают сюжет, но помогают понять мотивы героев. Все больше и больше нужно было объяснить: КАК ИГРАТЬ ПОТРЕБНОСТЬ В НЕДОВОЛЬСТВЕ, КАК ИГРАТЬ ЛЮБОВЬ, КАК ИГРАТЬ СМЕРТЬ ЯЗЫКА… Эти пометки по своей неукротимо придирчивой назидательности были прямо как еврейская мамочка, и еврейский папаша по стремлению любую эмоцию спрятать в темную, уводящую в сторону метафору. КАК ИГРАТЬ АМЕРИКАНЦА; КАК ИГРАТЬ СЛАВНОГО МАЛЬЧИШКУ; КАК ИГРАТЬ ЗВУК ВРЕМЕНИ… "Библия" скоро превзошла сценарий и по толщине, и по глубине — пояснения задавили то, что должны были объяснить. Так по-еврейски.
Джейкоб хотел написать такое, что искупило бы все, но вместо этого он объяснял, объяснял, объяснял…
Как играть звук времени
В то утро, когда Джулия нашла телефон, мои родители пришли к нам на обед. Бенджи что-то расклеился, хотя я никогда не узнаю, что он знал в тот момент, как не узнает и он. Он вернулся на кухню, где взрослые разговаривали, и сказал:
— Звук времени? Что с ним стало?
— Что ты такое говоришь?
— Ну знаешь, — ответил он, помахав ручонкой, — звук времени.
Понадобилось время — добрых пять минут смятения, чтобы понять, о чем он толкует. Холодильник наш был в ремонте, и потому на кухне не хватало его постоянного едва уловимого гудения. Бенджи практически все свое домашнее время проживал с этим звуком и потому стал ассоциировать его с течением жизни.
