– Что – только? – нерешительно прогудел Бангу.
– Только мне интересно, Бангу, каким окажется тот мир, в котором ты очутишься еще до восхода следующей луны. Вернись и расскажи мне о нем, Бангу, ведь по ту сторону солнца не счесть миров, а так я узнаю наверняка, какой из них населяют люди, подобные тебе, те, что из ненависти и наживы ради готовы убить отца и мать ребенка, а затем и самого ребенка, способного сразить закаленного в боях воина копьем, еще горячим от крови его матери.
– Хочешь сказать, я умру, если убью мальчишку? – проревел Бангу.
– Именно, – невозмутимо ответил Зикали, втягивая очередную понюшку табаку.
– Ну, тогда мы отправимся туда вместе, колдун!
– Хорошо, хорошо, – засмеялся карлик. – Вместе так вместе. Давненько я туда собираюсь, и не сыскать мне лучшего спутника, чем Бангу, вождь амакоба и убийца детей, дабы охранял меня по ведущей в тот мир дороге, темной и страшной. Идем же, храбрый Бангу, идем! Убей меня, если сможешь! – И вновь Зика ли рассмеялся ему в лицо.
– И тогда, Макумазан, – продолжил свой рассказ юноша, – люди Бангу, объятые ужасом, отступили. Даже те, что держали меня.
– А что будет со мной, если я пощажу мальчишку? – спросил Бангу.
Зикали вытянул руку и коснулся царапины от копья на моей груди. Затем поднял вверх свой палец, обагренный моей кровью, поглядел на него в лунном свете и лизнул.
– С тобой будет вот что, Бангу, – сказал он. – Если ты отпустишь мальчика, он вырастет и когда-нибудь убьет тебя и многих из твоих людей. Но если ты не пощадишь его, то уже завтра тебя убьет его дух. Весь вопрос в том, хочешь ли ты пожить еще немного или умереть прямо сейчас, прихватив с собой меня? Потому что ты не должен оставлять меня здесь, брат Бангу.
И вот Бангу развернулся и пошел прочь, переступив через тело моей матери, за ним потянулись все его люди, и вскоре Зикали Мудрый и я остались одни.
– Что? Неужели ушли? – спросил Зикали, оторвав взгляд от земли. – Тогда и нам надо уходить, сын Мативане, а то они передумают и вернутся. Живи, сын Мативане, чтобы отомстить за отца.
– Захватывающая история, – проговорил я. – Что же было дальше?
– Зикали взял меня к себе и воспитывал в своем краале в Черном ущелье, где он жил один со своими слугами, потому что ни одной женщине не позволял переступать порог своей хижины. Он научил меня многим премудростям и раскрыл мне много секретов, он мог бы сделать из меня великого врачевателя, стоило мне лишь захотеть. Только я не захотел. Не по душе мне компания духов, а их в Черном ущелье я повидал немало. В конце концов, Макумазан, Зикали сказал мне:
– Ступай туда, куда зовет тебя сердце, и будь воином, Садуко. Но помни: ты открыл дверь, закрыть которую уже невозможно, и через эту дверь духи будут являться и исчезать всю твою жизнь, будешь ли ты искать их или не будешь.
– Но, Зикали, ведь это ты открыл эту дверь, – сердито возразил я.
– Может, и так. – Зикали громко рассмеялся. – Потому что я открываю, когда должен открыть, и закрываю, когда должен закрыть. Знаешь, в годы моей юности, когда зулусы были единым народом, они назвали меня Открывателем дверей; и теперь, заглядывая в одну из таких дверей, я вижу кое-что о тебе, о сын Мативане.
– Что же ты видишь, отец? – спросил я.
– Вижу две дороги, Садуко: дорогу целителя – это дорога духа и дорогу воина – это дорога крови. Я вижу тебя идущим по дороге целителя, это и моя дорога, Садуко, вижу, как ты становишься мудрым и великим, пока наконец не исчезаешь где-то вдали, окруженный почестями и благополучием, внушающий страх и все же любимый всеми людьми, и белыми, и черными. Однако по этой дороге мудрости ты должен идти один, дабы ни друзья, ни тем более женщина, с которой ты захотел бы поделиться своими познаниями, не смогли отвлечь тебя от выбранного пути. А теперь я вижу тебя, Садуко, шагающего по дороге войны: ноги твои красны от крови, женщины обвивают руками твою шею и один за другим перед тобой падают поверженные враги. Ты много любишь и много грешишь ради любви, и та, ради которой ты грешишь, приходит, и оставляет тебя, и снова приходит. И дорога эта коротка, Садуко, и ближе к ее концу тебя окружает множество духов. Ты крепко зажмуриваешь глаза, но ты видишь их; ты залепляешь уши глиной, но слышишь их, потому что это духи тех, чью кровь ты пролил. Однако конца этого твоего пути мне не разглядеть. Теперь выбирай, по какой дороге ты пойдешь, сын Мативане, и выбирай поскорее, потому что я больше никогда не заговорю об этом.
– И тогда, Макумазан, я ненадолго задумался о безопасной и одинокой дороге мудрости и о кровавой дороге, на которой найду войну и любовь, и молодость запела во мне, и… Я выбрал дорогу войны и любви, дорогу греха и неизвестной смерти.
– Если допустить, что в этой истории о двух дорогах есть доля правды, Садуко, то твой выбор был не самым разумным.
– Нет, Макумазан, он был мудрым: ведь я узнал Мамину и понял теперь, почему выбрал именно эту дорогу.
– О, как же я забыл, Мамина! – воскликнул я. – Что ж, может, ты и прав. Когда увижу Мамину своими глазами, скажу тебе, что я думаю.
– Когда ты увидишь Мамину, Макумазан, ты скажешь, что выбор мой был мудр, однако Зикали, Открыватель дверей, громко смеялся, когда услышал о нем. «Взрослый буйвол непременно найдет тучное пастбище, а буйволенок – скудный горный склон, где пасутся такие, как он, телки, – сказал он. – Однако волк все же лучше буйвола. Что ж, ступай своей дорогой, сын Мативане, и возвращайся время от времени в Черное ущелье, чтобы рассказать о своих делах. Обещаю не помереть до тех пор, пока не узнаю, каким будет конец этой твоей дороги».
Вот, Макумазан, только тебе я поведал то, что доныне хранил в сердце своем. И Бангу теперь в немилости у Панды, которому не хочет подчиниться, и мне дали слово – не важно кто и как, – что тот, кто убьет его, не будет призван к ответу и может забрать себе его скот. Пойдешь ли ты со мной, о Бодрствующий в ночи, и разделишь ли со мной добычу?
– Изыди, Сатана, – пробормотал я по-английски и следом добавил на зулу: – Даже не знаю… Если история твоя правдива, я не возражаю против того, чтобы помочь тебе убить Бангу, но прежде я должен разузнать об этом деле побольше. Кстати, завтра я и Умбези Толстяк идем на охоту. Ты нравишься мне, о Выбравший дорогу крови, и я предлагаю тебе отправиться со мной и заработать ружье с двумя стволами.
– Инкози! – воскликнул Садуко, и глаза его засветились от радости. – Ты щедр и оказываешь мне огромную честь. О большем я и желать не смел… Однако, – добавил он, и лицо его снова омрачилось, – сначала я должен испросить совета у Зикали Мудрого, своего приемного отца.
– О, вот как, ты, значит, все еще держишься за пояс колдуна, как за мамкин подол? – удивился я.
– Не совсем так, Макумазан, просто на днях я пообещал ему не затевать никаких дел, за исключением того, о котором рассказал тебе, пока не поговорю с ним.
– Как далеко отсюда живет Зикали? – спросил я Садуко.
