– Но ведь ты жив, Макумазан, а этого крикуна можно понять, – почти смиренно, как бы извиняясь, ответил Кечвайо, хотя все остальное он пропустил мимо ушей. – А все-таки ты друг Зикали, вы связаны веревкой, у которой, как я слышал, женское имя, за нее он и притянул тебя в землю зулу. Поэтому заклинаю тебя духом этой женщины, у которой есть над тобой власть, скажи, что на уме у этого старого колдуна, почему я не могу убить его и освободиться, как от преследующего меня ночного кошмара? Мне порой кажется, а не умтакати ли он – злодей, пытающийся навлечь беду на меня, на дом Сензангаконы и весь зулусский народ?
– Откуда мне знать его замыслы? – ответил я, едва сдерживая гнев, хотя на самом деле все прекрасно понимал. – А что до расправы, разве король не вправе убить кого пожелает? Однако ж я помню, как однажды твой отец задал такой же вопрос самому Зикали, пытаясь выяснить, смертен старик или нет. Тот ответил, что есть предание: когда Открыватель завершит путь жизни, в земле зулу больше не останется королей, как не было их тогда, когда он делал свой первый шаг. А я белый человек и не понимаю ваших речей.
– Макумазан, я тоже был там и все помню, – мрачно отозвался король. – Мой отец и отец моего отца боялись Зикали, и поговаривают, будто и сам Чака тоже, а ведь он был самым бесстрашным. И я его боюсь, да так сильно, что не осмеливаюсь принимать важные решения, не посоветовавшись с ним, а то ведь он, чего доброго, околдует меня, народ и всех нас уничтожит. – Кечвайо умолк, а затем обратился к Гозе: – Открыватель сказал тебе, где он хочет жить во время своего пребывания в Улунди?
– О король, неподалеку за холмами, в получасе ходьбы для старика есть место под названием Долина костей. Со времени прежнего короля и по сию пору туда отправляют злодеев на смерть. Зикали желает поселиться только там, и больше нигде. В этой же долине соберутся и король с Верховным советом, и не днем, а после захода солнца, при свете луны.
– Как?! – Кечвайо вздрогнул. – Ведь это гиблое место, поговаривают, будто долина населена духами, ночью никто близко подойти к ней не осмелится, боятся, как бы призрак не выскочил на них из темноты.
– Вот слова Открывателя, о король. Он встретится с королем только там, и нигде больше, и там же следует построить три хижины со всем необходимым, временное пристанище для него и его людей. А иначе он отказывается идти к королю и что-то советовать его народу.
– Так тому и быть, – заключил Кечвайо. – Пошли к Открывателю гонцов, пусть скажут: все будет так, как он пожелает. Пусть воины объявят всем мой приказ, чтоб ни одна живая душа под страхом смерти не посмела за ним шпионить, ни когда он прибудет сюда, ни на обратном пути. И чтоб немедля соорудили хижины, а когда станет доподлинно известно о его прибытии, сложите в них вдоволь еды и потом каждое утро приносите еще к узкой горловине долины. О часе прибытия и нашей встречи пускай сообщит через своего посланника. А теперь ступай.
Гоза вскочил, в знак приветствия поднял вверх руку и попятился к выходу. Мы остались вдвоем, и я тоже собрался было уходить, однако взмахом руки Кечвайо велел мне остаться.
– Макумазан, слуга королевы, пришедший в Наталь, Бартл Фрер, грозит мне войной, а все потому, что двух злодеек привезли с того берега Тугелы, вернули в землю зулу. А Мехлоказулу, сын Серайо, казнил их, ибо они были женами его отца. То сделано без моего ведома. А еще мои воины прогнали с острова посреди реки двух белых людей.
– И только-то, о король?
– Нет. Слуга королевы заявил, будто я казню людей без суда, эту ложь ему наплели миссионеры; будто с девушками, которые отказались принадлежать своим будущим мужьям и сбежали с другими, обошлись так же. А сверх того, якобы колдунов выслеживают и убивают, а ведь в наши дни такое случается крайне редко. И все это происходит наперекор обещанию, которое я дал Сомпезу, когда он пришел и признал меня королем вместо отца.
– Чего же он требует во имя сохранения мира?
– Ни много ни мало, распустить армию зулусов и позволить воинам жениться, когда и на ком они сами пожелают. Слуга королевы боится, как бы мы не решили напасть, и хоть сам я люблю англичан, но тот, кто займет мое место, может оказаться не таким дружелюбным. Кроме того, в мою страну пришлют другого слугу королевы, он будет тут глазами и ушами британского правительства и разделит со мной власть. Все эти требования могут погубить мой народ и превратить меня из короля в мелкого царька.
– Каков же будет ответ короля?
– Я еще не решил. Придется отдать за убитых женщин две тысячи прекрасных волов. Мне не хочется ссориться с англичанами, а вот если бы Сомпезу не защищал голландцев, я бы с радостью с ними сразился. Но как могу я отпустить войско и покончить с полком, ведь он победил в стольких сражениях? Макумазан, если я так поступлю, то с восходом луны меня не станет. Вы, белые люди, думаете, что в земле зулу существует лишь одна сила, и она у короля. Но это неправда! Король лишь один из многих и живет, чтобы исполнять желания своего народа. Где окажется король, если станет бить их, навлечет на них позор или принудит делать что-то против их воли? Тогда он пойдет тропой своих пращуров, Чаки и Дингаана, кровавой тропой, проложенной в сражениях. Теперь я будто между двумя падающими скалами; побегу к англичанам – скала зулусов упадет на меня, а побегу к своему народу – скала англичан обрушится мне на голову, в любом слу чае меня сокрушат навеки. Рассуди, Макумазан, в своем справедливом сердце, какой же выбор мне сделать?
Король со слезами на глазах заламывал руки, и хоть я всегда отдавал предпочтение Панде, его отцу, может, оттого, что Кечвайо убил своего брата, которого я любил, и натворил много других злых дел, ей-богу, у меня сердце сжималось при взгляде на него.
– Я не вправе советовать тебе, король, – ответил я, – но прошу тебя, не сражайся против королевы, ведь она самый могущественный правитель на земле. Пусть здесь, в Африке, от ее стопы виден лишь мизинец и сила кажется тебе небольшой, но стоит ее рассердить, и она раздавит зулусов, от них мокрого места не останется.
– Многие в стране так говорят, Макумазан, даже Ухаму, сын дяди Унзибе, или, как говорят, сын его духа, с которым мать Ухаму жила после смерти дяди. По правде сказать, я и сам так думаю. Но как удержать армию, жаждущую войны? О, пусть решает Совет, а это значит, последнее слово за Зикали, потому что все смотрят только ему в рот.
– Что ж, очень жаль.
– Разве? – Кечвайо поглядел на меня испытующе. – Мне тоже. Но раз все равно придется выслушать его совет, пусть лучше при мне говорит, а не тайком в своем Черном ущелье. Убил бы его, да не смею, но солнце взойдет в день нашей общей гибели, я в этом почему-то уверен. – Он махнул рукой в знак того, что тема исчерпана. – Макумазан, ты пока у меня в плену, дай слово, что не попытаешься сбежать, и ходи где пожелаешь, только в пределах часа езды от Улунди. Я бы щедро заплатил, лишь бы оставить тебя здесь, но, если наши народы поссорятся, ты наверняка откажешься. Вот мое слово: я отправлю тебя в Наталь целым и невредимым, если начнется война, или еще раньше – как моего посланника. В скором времени ты, несомненно, вернешься и будешь сражаться против меня. Знай же: я приказал, чтобы всякого белого мужчину или женщину, найденных в земле зулу, убивали как шпионов. Сам Джон Данн, который ел у меня из рук и разбогател на моих подарках, по слухам, спасся бегством или собирается бежать. Тебя самого могли убить, когда ты приехал из земли свази в своей повозке, если бы мой приказ успели доставить тем вождям, по землям которых ты проехал, а так ни они, ни их люди не обратили на тебя особого внимания.
