С такими мыслями стоял я под открытым небом, обливаясь холодным потом. Нервы мои, честно говоря, были на пределе, пусть и без особой причины. Вдруг из темноты бесшумно выплыл человек, и я подпрыгнул так высоко, будто наступил на африканскую гадюку. По голосу я признал в нем слугу Номбе, нашего провожатого от самой земли свази, и сразу успокоился. Он сообщил, что еда готова и остальные белые люди уже ждут меня.
Мы обогнули изгородь вокруг жилища Зикали и пришли к двум хижинам, стоявшим чуть позади. Они почти примыкали к скале, которая нависала сверху, образуя природную крышу. На память вроде не жалуюсь, а их не помнил, должно быть, построили с тех пор, как я побывал тут в последний раз. И впрямь, колья подпорок были свежесрезанные, а солома крыш едва подсохшая. Похоже, хижины построили специально для нас.
В правой хижине, где разместили нас с Энскомом, ждали мои друзья и еда. Все было свежее и отменно приготовленное. Мы ели при свечах, найденных в нашем багаже, а Кетье нам прислуживала. Еще недавно я умирал с голоду, а теперь аппетит у меня пропал, и я едва притронулся к еде. Хеда и Энском выглядели подавленными и ели мало. Мы хранили молчание, пока Кетье убирала жестяные тарелки, а затем она ушла из хижины, намереваясь съесть свой ужин у костра. Наконец Хеда сказала, как ее пугает это место, и особенно его хозяин, старый карлик. Девушка не сомневалась, здесь с ней случится нечто ужасное. Энском старался ее успокоить, а я убеждал, что ей нечего опасаться.
– Почему же вы так напуганы, мистер Квотермейн, – возразила она, – если нам ничего не угрожает? Вы будто увидали призрака.
Неожиданный выпад попал в самую точку. Ведь я и впрямь видел нечто устрашающее, похожее на привидение. Пока я искал уместную отговорку, появилась Номбе, чтобы проводить Хеду на ночлег в ее хижину. Вопрос повис в воздухе, поскольку хотя Номбе и знала всего несколько английских слов, зато отлично умела читать мысли, и я боялся, как бы не сболтнуть при ней лишнего. Когда все выходили из хижины, а влюбленные желали друг другу спокойной ночи, я немножко задержался с Номбе у огня.
– Номбе, – сказал я, – инкози-каас Хеддана напугана. Скалы ущелья легли тяжким грузом на ее сердце. Лицо Открывателя устрашило ее, а его смех режет ей уши. Ты понимаешь?
– Понимаю, Макумазан, что ж тут удивительного. Ведь тебе и самому тут страшно, а юная дева и подавно придет в ужас в обиталище духов.
– Мы боимся людей, а не духов, тем более теперь, когда вся земля зулу превратилась в кипящий котел, – ответил я сердито.
– Как скажешь, Макумазан, – ответила Номбе, и в эту минуту ее невозмутимый испытующий взгляд и фальшивая улыбка стали мне еще ненавистнее. – Ты хотя бы признаешь свой страх. Ну а госпоже Хеддане нечего бояться. Я сплю у порога ее хижины и, поскольку полюбила ее, обещаю: пока я жива, ей ничто не угрожает, и не важно, что ты слышал или видел.
– Я верю тебе, Номбе, но ведь ты можешь умереть.
– Да, ты прав, но в одном будь уверен – когда я умру, Хеддана будет в безопасности, и ее возлюбленный тоже. Спи спокойно, Макумазан, и не беспокойся о том, что видел и слышал в хижине Зикали.
Не успел я произнести и слова в ответ, как Номбе ушла.
Спал я неважно, вернее, почти не спал. Во-первых, Морис Энском, всегда такой веселый и беззаботный, встречавший любую невзгоду шуткой, ныне пребывал в глубоком унынии и напоминал мне об этом всякий раз перед отходом ко сну. Он называл это место отвратительным и жаловался, что за ним кто-то следит, оставаясь невидимым. Мне и самому так показалось, но я решил промолчать. А когда я посоветовал Энскому не болтать чепухи, он ответил, что иначе не может, хотя и не в его правилах унывать в минуту опасности. И это правда. А еще у него возникло то же ощущение, как и в первый раз в лесном болоте. Вот он и подумал: а вдруг тут тоже произойдет убийство.
– То есть вы собираетесь убить кого-то еще? – нетерпеливо спросил я.
– Нет, кто-то собирается убить меня или что-то в таком духе. Возможно, даже проклятый колдун, этот старый злодей. А может, он и не человек вовсе.
– Многие так думали, Энском. Сказать по правде, я и сам не знаю, кто он. Старик слишком часто общается с мертвыми, чтобы оставаться таким, как обычные люди.
– А еще он общается с Сатаной и наверняка приносит ему жертвы. Что, если он испробует свои штучки на Хеде? Ведь я за нее боюсь, Аллан, не за себя. Ох, и зачем вы привели нас сюда?
– Вы сами так решили, и это был наш единственный выход. Послушайте, мой мальчик, женщины всегда доставляют нам неприятности, а одинокий мужчина… ну, вы сами понимаете. Раньше вы шутили по любому поводу, а теперь без пяти минут женаты и вам вовсе не до смеха. Что ж, такова участь многих мужчин, смиритесь. Адам наслаждался жизнью в своем саду, пока не появилась Ева, и вы знаете, чем все закончилось. Остаток жизни он боролся с соблазнами, переживал тревоги, семейные неурядицы, раскаивался в содеянном грехе, тяжело работал с помощью примитивных орудий и ощущал пламенный меч за спиной. А стоит вам отказаться от своей Евы, и мигом избежите всего этого. Однако, как уважающий себя мужчина, вы и не подумаете так поступить. Так уж распорядилась природа.
– В ваших словах, Аллан, чувствуется опыт, – вежливо ответил Энском. – Между прочим, эта девушка, Номбе, в перерывах между созерцанием звезд и бормотанием заклинаний то и дело старается разъяснить Хеде какие-то сплетни о вас и даме по имени Мамина. Догадываюсь, что вы повстречались где-то по соседству. Номбе утверждает, будто вы имели привычку целоваться на людях. Как-то странно слышать от нее подобное, ведь она тогда еще не родилась. Вдобавок, если Кетье не напутала с переводом, вы будто бы встречались с этой девушкой сегодня днем. Однако, насколько я понял, она давно умерла, и без вас мне в этом никак не разобраться.
– Насчет Хеды можете не волноваться, – сказал я, не удостоив его ответом. – Зикали знает, что она на моем попечении, и вряд ли затеет ссору. Впрочем, раз вам тут неуютно, нам следует убраться отсюда завтра с утра пораньше, а куда, решим, когда придет время. А теперь я посплю, так что оставим разговоры на потом.
Как я уже заметил, мне никак не удавалось уснуть, всякий раз меня преследовали кошмары, а такое случается на полный желудок. Я слышал предсмертные крики обреченных, видел вздувшуюся от дождя реку, она была красной от крови. Там был человек – не разглядев его лица, по одеянию я признал в нем короля зулусов. Он бежал, едва держась на ногах, а следом мчалась большая гончая. Пес поднял голову от следа и издал смех вместо лая, а вместо звериной морды у него оказалось лицо Зикали. Тогда вошла Мамина, позвякивая медными украшениями, и как будто прошептала мне на ухо: «Четверть века прошло с тех пор, как мы говорили с тобой последний раз в этом ущелье духов, и, прежде чем мы снова увидимся, пройдут годы».
Тут она умолкла, а мне бы так хотелось услышать конкретную дату нашей встречи. Однако сны обычно прерываются в такие минуты, а герои наших грез говорят только то, что мы и сами знаем или можем вывести логически, а о неизвестном умалчивают. Таково главное правило сновидений.
