Мужчины говорили на сисуту. Первым заговорил, как видно, старший:
– Старый шакал Макумазан опять от нас улизнул. Он вернулся по своему же следу и погнал лошадей вниз по склону холма к нижней тропе в долину. Я чувствую колею, оставленную колесами повозки.
– Ты прав, отец, – ответил другой, – но мы схватим его и остальных внизу, если доберемся туда до восхода луны. В темноте и в такой дождь они не смогут двигаться быстро. Позволь я пойду впереди и поведу тебя, ведь ты знал каждое дерево и каждый камень на этом склоне, когда пас скот, а я был еще ребенком.
– Будь по-твоему, – согласился старший. – Но теперь, когда гроза прошла, ничего не видно. А я поклялся обагрить копье кровью Макумазана, вновь посмеявшегося над нами, и не отступлюсь, пока не поймаю его.
– Лучше оставить его в покое, – подал голос третий. – По всей стране ходят легенды, будто удача отвернется от того, кто попытается поймать Бодрствующего в ночи. О, он как леопард, нападает и бесследно исчезает. Клыки его перегрызли не одно горло. Отпустим его, а иначе нас постигнет судьба белого доктора, который и послал нас на эту охоту. У нас его фургон и скот, и будем довольны этим.
– Я буду доволен только тогда, когда Макумазан уснет навсегда, – ответил старший. – Он застрелил моего брата. И что скажет Сикукуни, если мы позволим ему уйти, а он приведет против нас свази? Да и белая дева нам нужна как заложница, если англичане снова вздумают напасть. Давай, веди нас.
Послышалась возня, пока второй из них вставал впереди. Вереница двинулась вперед. Скоро они оказались в паре шагов от меня. Действительно, их главный почти поравнялся со мной, и тут, как назло, он споткнулся и налетел на стену.
– Тут старый загон, – сказал он. – А вдруг в нем прячутся белые крысы?
Мурашки побежали у меня по спине. Только бы лошади не заржали в эту минуту. Ведь шорох дождя не скроет даже малейший шум! Я не смел шелохнуться, боясь выдать свое присутствие. Кафры стояли так близко, что я чувствовал их запах и слышал, как капли дождя стучат по их голым торсам. Тихонько я достал мой охотничий нож. В тот же миг на прощанье сверкнула последняя молния и высветила щекастое лицо главного басуто со всем рядом с моим, он опирался о стену, а потому смотрел в мою сторону. В призрачной синеве он увидел мою физиономию с горящими глазами, торчащую между камней.
– В стене голова мертвеца! – закричал он в ужасе. – Это призрак…
Последнее слово уже готово было сорваться с его языка, и в эту минуту я со всей силы вонзил нож ему в горло. Он упал прямо на руки своих спутников. Тут же послышался топот множества ног, в ужасе убегающих вниз по склону. Что с ним сталось, я не знаю, а если остался жив, наверняка согласился со своим соплеменником, будто Макумазан, Бодрствующий в ночи, или его призрак, «как леопард, нападает и бесследно исчезает», и «удача отвернется от того, кто попытается его поймать». Говорю «призрак», потому как я уверен, он принял меня за дух мертвеца. Да и немудрено: мое бледное промокшее лицо, верно, так и выглядело среди камней в призрачно-синем отблеске молнии.
Итак, они убежали, а было их человек сорок, не меньше. Я вернулся к повозке, где под непромокаемым верхом уютно устроились мои спутники. О случившемся я умолчал, ведь эти молодые люди в таких делах все равно что дети малые. В мокрой одежде холод пробирал до костей, и я отхлебнул коньяку. Затем, пока не взошла луна, я снова вставил лошадям удила – в темноте это оказалось довольно трудно. Наконец небо прояснилось и появилось ночное светило, буря как раз утихла, дождь перестал. Тогда я взял ведущую лошадь под уздцы и направился с повозкой на вершину холма. Подъем оказался не так-то прост, и я велел Кетье идти позади повозки с моей лошадью.
Кругом никого не было, и мы двинулись дальше. Я ехал в сотне ярдов от повозки, зорко оглядывая окрестности на случай засады. К счастью, вельд был как на ладони, только голая холмистая равнина. Вначале мне почудилось, будто на одном гребне виднеется голова человека, но оказалось, что это всего лишь стадо антилоп-прыгунов, пасущееся на островках травы. Я им страш но обрадовался, выходит, по этой дороге еще не проходили люди.
Мы ехали всю ночь, следуя тропой кафров, пока различали ее в темноте, а потом воспользовались моим компасом. Я знал, где течет Крокодиловая река, поскольку уже дважды пересекал ее. Теперь я искал глазами высокий холм, он возвышался где-то по ту сторону реки, в полумиле от потока, на земле свази. Наконец на фоне неба я с радостью заметил его неясные очертания и бросился туда. Примерно полмили я скакал по дороге, проложенной бурами для торговли или войны с землей свази. Река была совсем рядом, и я велел Энскому пришпорить уставших лошадей. Еще до рассвета мы подъехали к берегу. О ужас! Река разлилась после бушевавшего ночью ливня, и переправа теперь стала опасной затеей. И впрямь, какой-то одинокий туземец кричал нам с того берега, чтобы мы не вздумали переплывать реку, а иначе утонем.
– Остается только ждать, пока вода спадет, – сказал я Энскому, а обе уставшие женщины спали.
– Так-то оно так, – согласился он, – если только басуто…
Я оглядел склон до самого подножия, откуда мы пришли. Никого. Приподнялся в стременах и взглянул на другую колею. Здесь она примыкала к дороге и бежала от кустарниковой саванны. Взошло солнце и разогнало туман, окутавший мокрые деревья. Среди ветвей замелькали огоньки. Без сомнения, их отбрасывали наконечники копий, проступавших сквозь пелену.
– Эти черти следовали за нами понизу, – сообщил я Энскому. – Прошлой ночью я слышал, как они подобрались к старому загону. Они шли по склону холма по нашим следам, но в темноте потеряли их среди камней.
Он присвистнул и спросил, как нам теперь быть.
– Вам решать. По мне, так лучше переплыть реку, чем встречаться с басуто, – ответил я, взглянув на спящую Хеду.
– Аллан, а может, вернемся обратно?
– Лошади не выдержат, да и кто знает, может, там их еще больше, – возразил я и снова взглянул на Хеду.
– Сложный выбор. Удивительно, как женщины усложняют жизнь. Наверное, потому, что становятся ее смыслом. – Он подумал немного и решился: – Давайте одолеем реку. Если мы потерпим неудачу, смерть наступит быстро. Лучше утонуть, чем быть пронзенным копьем.
– Или оказаться в плену у ненавидящих нас дикарей, – добавил я, не отводя глаз от Хеды.
И приступил к делу. В уздечках выносных лошадей было с запасом кожаных ремней. Я их расплел и крепко связал вместе свободные концы. Затем привязал получившийся длинный ремень к уздечке моей кобылы, а с другой стороны завязал петлю и продел в нее правую руку.
– Я пойду первым и поведу лошадей, а вы следуйте за мной, чего бы вам это ни стоило, даже если их собьет с ног. В моей кобыле я уверен, она не подведет, надеюсь, и остальные от нее не отстанут, как прошлой ночью. Разбудите Хеду и Кетье.
Энском кивнул, побледнев.
– Хеда, дорогая, – позвал он, – простите, что разбудил вас. Мы должны переправиться через реку. Дно здесь неровное, так что вы и Кетье держитесь крепко. Не бойтесь, вы в безопасности, будто в церкви.
