Встав, как обычно, спозаранку, я выглянул из фургона и в утренней дымке заметил Футсека в компании с гнусным типом. Судя по всему, это был Карл. В нем смешалась кровь пятнадцати туземных племен, белым он был разве что на одну шестнадцатую часть. Обезображенное оспинами лицо и бегающий взгляд добавляли штрихов к портрету. Футсек как будто передал ему нечто, подозрительно смахивающее на бутылку джина, обернутую в пучок сухой травы, а взамен получил маленький предмет и сунул его себе в рот.
Похоже, штука ценная, раз он спрятал ее во рту, да и конфеты не в его вкусе. Что же это – золотая монета, кусок жевательного табака или камешек? Монета – слишком большая плата за бутылку, а табак – недостаточная. А как насчет камня? Да, но кто же станет совать его в рот? Вдруг я вспомнил, ведь эти люди пришли из рудника в Кимберли, и присвистнул от осенившей меня мысли. Довольно густой туман все еще стелился по земле, и я видел толь ко их лица, а что у них в руках, разобрать не мог. Туземец легко опровергнет обвинение, уличит меня во лжи, и тогда совсем вый дет из повиновения. Поэтому я прикусил язык и затаился до времени. Мне не повезло, не успел я одеться, как басуто во главе с Карлом ушли. Солнце, видите ли, уже высоко, и они больше не бо ятся призрака в кустах.
Удобный случай представился чуть погодя. Мы двигались вперед по проторенной дорожке, сквозь колючий кустарник, поэтому Футсек сидел на козлах фургона, а другой парень шел впереди и вел волов под уздцы. Энском ехал рядом, лелея надежду подстрелить цесарку на обед. Надо сказать, что охотничьим ружьем он орудовал лучше, чем винтовкой. Равнодушный к мелкой дичи, я сидел подле Футсека и курил. От него несло джином, и вообще, он был какой-то рассеянный.
– Покажи мне алмаз Карла, за который ты расплатился хозяйским джином, – попросил я вдруг.
Я целился наудачу и, как видно, попал в точку. Футсек чуть не выронил длинный бамбуковый хлыст, я вовремя перехватил его, а сам он скорчился на козлах, будто получил пулю в живот.
– Хозяин, как ты узнал?! – выдохнул он.
– От меня ничего не скроешь, – ответил я важно. – Показывай алмаз.
– Хозяин, я не брал джин у хозяина Энскома. Я купил его в Пилгримс-Рест.
– Видел я эту бутылку и прекрасно знаю, чья она, – ответил я неопределенно, поскольку откровенно блефовал. – Давай показывай.
Футсек ощупал свои волосы, порылся в карманах жилета, даже в меховой набедренной повязке, и наконец, выудив камень, протянул его мне. По насыщенности цвета и размеру я оценил алмаз как минимум в двести фунтов. Осмотрев как следует, я положил его себе в карман.
– За камень уплачено джином твоего хозяина, а значит, он единственный законный владелец. Говори, как он попал к этому Карлу, иначе тебе будет худо.
– Хозяин, откуда мне знать? – ответил Футсек, дрожа всем телом. – Он работал на руднике вместе с остальными. Небось там его и нашел.
– Вот как? Стало быть, у него есть еще?
– Думаю, да. Ведь он мне признался, что всю дорогу от Кимберли покупал выпивку таким вот манером. Карл тот еще пьяница. Кому и знать, как не мне, чай, мы не первый год знакомы.
– Давай не темни, что он еще сказал? – настаивал я, не сводя с Футсека глаз.
– Он боится возвращаться к хозяину Марнхему по прозвищу Белобородый теперь, когда пропил все камни.
– Почему боится?
– Потому что Белобородый, живущий в Храме, очень не любит, когда его водят за нос. От этого он звереет, и Карл боится, как бы старик не убил его, как того, другого. Ведь это его призрак бродит на болоте, куда эти олухи боятся ходить по ночам.
– Кого же убили и кто это сделал?
– Хозяин, откуда мне знать, – ответил Футсек и впал в угрюмую молчаливость, типичную для кафра, сболтнувшего лишнее. Я не стал на него давить, на первый раз достаточно.
Итак, что в сухом остатке? Господа Марнхем и Родд занимаются незаконной торговлей алмазами, так называемой НТА. Ловко же они устроились, проворачивают махинации вдали от места преступления и безнаказанно нарушают закон.
Вероятно, они также совершают бесчестные сделки с кафрами и поставляют им оружие для войны с белыми. Битва с Сикукуни отгремела совсем недавно, и наверняка торговля винтовками шла бойчее. Тогда легко объяснить удивительную осведомленность Марнхема о намерениях вождя. С другой стороны, он, возможно, ничего не знал и лишь притворялся, стараясь от нас избавиться.
Позднее я поделился этой историей и своими подозрениями с Энскомом. Мой рассказ произвел на него впечатление.
– Вот ведь прохвосты! Мы обязательно должны вернуться в этот Храм. Всегда мечтал побывать в логове нечестной торговли.
– Скорее всего, вы в таком уже бывали, сами того не ведая. Впрочем, если вы твердо решили посетить это злачное место, дело ваше, а меня увольте.
– Не правильнее ли назвать его «гроб повапленный»? – весело заметил Энском. – Ведь он, если мне не изменяет память, скрывает кости мертвецов?
Тогда я спросил, что он думает делать с Футсеком и бутылкой джина, а он тут же задал мне аналогичный вопрос об алмазе.
– Отдам его вам как хозяину Футсека, – ответил я и, согласуя слово с делом, протянул ему камень. – Не желаю участвовать в сомнительных сделках.
Затем последовал долгий спор о том, кто настоящий владелец камня. Наконец решили алмаз припрятать и вернуть владельцу, если он объявится. А Футсеку – устроить хозяйский нагоняй за украденную дюжину бутылок да пригрозить расправой от первого попавшегося мирового судьи, ежели его вина еще горше.
Назавтра мы достигли низкого вельда, жаркой саванны, где, по слухам, обитало стадо буйволов, а утром следующего дня уже начали было охоту, как вдруг появился кафр племени басуто. Он поведал нам, что якобы вождь Сикукуни отправил его за двумя потерявшимися волами. Я сразу усомнился в этом, ибо он, скорее, походил на разведчика, и лишь спросил его, не встречались ли ему по пути буйволы.
Оказалось, туземец видел стадо в тридцать с лишним голов вместе с телятами, только по ту сторону реки Элефантес, в долине, лежащей между далекими холмами и скалистыми горами, в двадцати пяти милях отсюда. Дальше начинались владения вождя Сикукуни. Подтверждая сказанное, он показал следы недельной давности, ведущие в ту сторону.
На мой взгляд, следовало держаться подальше от Сикукуни. Лучше махнуть рукой и поискать другое место для охоты. Однако Энском был иного мнения. Он яростно настаивал, чтобы мы пошли вслед за кафром, поскольку наше стадо могло оказаться единственным на сотню миль в округе, если по эту сторону горной цепи Лебомбо вообще водятся буйволы. Поскольку я ни в какую не соглашался, Энском весьма любезно предложил мне остаться и, покуда они с Футсеком поищут стадо, разбить лагерь подле фургона и ждать, раз уж я не решаюсь пойти на риск. Я ответил, что привык к опасности, ведь в моей работе ее хватает, а так как на мне все-таки лежит ответственность и я думаю в первую очередь о нем, то готов немедля отправляться и даже перебраться через горы. Боясь задеть мои чувства, Энском извинился и предложил мне самому выбрать маршрут. Наконец решили отправиться к реке Элефантес, встать лагерем на берегу, верхом перебраться вброд и обследовать кустарник. Мы договорились не отлучаться далеко от фургона и вернуться обратно до темноты.
