– Вот и все… Все напрасно! О! Мамина, Ма-ми-на, Ма-ми-на! – И он замертво рухнул на одеяла.
– Садуко покинул нас, – проговорила Нэнди, накрывая одеялом его лицо. – Однако хотела бы я знать… – добавила она с легким истерическим смехом, – о, как бы мне хотелось знать, о ком это дух Мамины сказал ему, кого же все-таки любила Мамина, эта женщина без сердца?
Я не ответил, потому что в этот момент услышал очень странный звук, который, казалось, пронесся где-то над хижиной. Он напомнил мне что-то. Да-да, точно, – звук очень напоминал жуткий смех Зикали Мудрого, Открывателя дорог, Того, кому не следовало родиться.
Нет, конечно же, это всего лишь кричала напуганная грозой ночная птица. А может, хохотала гиена… почуявшая мертвеца.
Обреченный
Полковнику Теодору Рузвельту,
Сагамор-Хилл, США
Дорогой мой Рузвельт!
Вы, давний почитатель Аллана Квотермейна, разделяете его взгляды на жизнь и понимаете, чем он руководствовался, пускаясь в свои многочисленные приключения.
Посему исполняю Вашу просьбу и, в память о путешествиях, взаимной поддержке и товарищеском участии, а также о страшных испытаниях на обагренной кровью дороге, которая вывела нас к истинной вершине свободы, посвящаю Вам эту историю, повествующую о событиях и тревогах моей молодости.
Ваш искренний друг,
Генри Райдер Хаггард. Дитчингем, Норфолк, май 1917 года
Предисловие
Эта книга является частью трилогии наряду с романами «Мари» и «Дитя Бури», хотя ее вполне можно читать как отдельное произведение. Устами Аллана Квотермейна она повествует о свершившемся возмездии колдуна Зикали, Открывателя дорог, Того, кому не следовало родиться, над домом Сензангаконы и Кечвайо, нашим врагом в войне 1879 года и последним правителем страны зулусов. Хотя многое приукрашено в угоду романтике, исторические факты я старался передать с предельной точностью.
Автор познакомился с этими героями еще лет тридцать назад, когда ему посчастливилось стать участником событий, предшествовавших Англо-зулусской войне. Более того, он считает себя единственным выжившим из тех, кто вместе с сэром Теофилом Шепстоном, или Сомпезу, как его прозвали туземцы от Замбези до мыса Доброй Надежды, стал очевидцем аннексии Трансвааля в 1877 году. Разумеется, если не считать полковника Филлипса, который, в ту пору еще лейтенант, командовал отрядом конной полиции в двадцать пять душ. Кроме того, недавно его призвали в Южную Африку, на этот раз как государственного служащего, и он, конечно же, воспользовался случаем и поехал через страну зулусов, чтобы освежить в памяти нравы и обычаи этого народа и лучше подготовиться к написанию романа. Он постоял на вершине роковой горы Изандлвана, упомянутой на этих страницах вместе с кратким описанием битвы, и постоял у могил своих давних знакомых, полковников Данфорда и Пуллейна и многих других. Проехал по равнине Улунди, где до сей поры не изгладился отпечаток войны, и поговорил со старым зулусом, который участвовал в атаках со своим полком, павшим под градом пуль винтовок Мартини и осколков артиллерийских орудий. Он назвал эту битву «Стеной из железа», возможно из-за сплошного ряда сверкающих штыков.
Наконец он отыскал памятное место на поле с чахлой кукурузой, где испустил дух Кечвайо. Разумеется, короля отравили, словно в подтверждение его крааль носил зловещее название Джази, что в переводе означает «Обреченный». Трагедия случилась давным-давно, но даже теперь добродушный старик, вспоминая об этом, настороженно оглядывался и не желал говорить начистоту. «Да, – говорил он, – я был молод, когда все случилось, а теперь всего не упомнишь, и я мало что знаю… инкози Лундада – то есть летописец, как последние годы зулусы звали автора, – стоит как раз там, где король умер, он всегда спал слева от входа». И далее в том же духе, но ни полслова о причинах этой внезапной смерти и о том, кого следует в ней винить. Имя королевского душегубца так и осталось тайной.
В этой истории непосредственным поводом для объявления войны англичанам послужило появление белой зулусской богини или духа, которую зовут, вернее, звали Номкубулвана или инкосазана зулусов, то есть Небесная принцесса.
Теперь уж трудно разобраться, что на самом деле побудило зулусов принять такое решение, бесспорно одно – советники и капитаны короля не были единодушны в этом вопросе, а король Кечвайо, по мнению многих, в том числе и самого автора книги, не желал войны с англичанами, его давними союзниками.
Друг автора, мистер Джеймс Янг Гибсон, в настоящее время представитель союза племен зулусов, пишет в своем замечательном историческом труде: «Зулусская знать Улунди никак не могла прийти к единому мнению, однако сейчас нет никакой возможности установить, кто помог им принять решение».
Позднее еще один его друг дней минувших, мистер Ф. Б. Финней, член Королевского географического общества, в свое время знавший зулусов и их язык лучше, чем любой чиновник, за исключением сэра Теофила Шепстона, писал об их легендарной богине: «Помнится, как раз накануне войны каким-то непостижимым образом появилась богиня Номкубулвана с неким откровением, которое сильно подействовало на жителей всей страны».
Поэтому присутствие в романе этого необычного традиционного ангела-хранителя зулусов нельзя безоговорочно причислить к полету фантазии, то же самое можно сказать и о многих других эпизодах. К примеру, зачитывание документа о провозглашении аннексии Трансвааля в Претории в 1877 году. Данный отрывок был введен для создания романтической атмосферы.
Мамина, которая в прямом и переносном смысле неотступно следует по страницам книги, стала героиней романа «Дитя Бури», его названием послужило ее собственное поэтическое прозвище.
Глава I
Аллан Квотермейн знакомится с Энскомом
Надеюсь, друг мой, однажды, находясь в добром здравии, вы прочтете мои каракули, ибо вам должны быть памятны события, произошедшие в Претории 12 апреля 1877 года. Сэр Теофил Шепстон, или Сомпезу – мне как-то сподручнее звать его на местный манер, – два с небольшим месяца инспектировал положение дел в Трансваале и в итоге объявил об аннексии страны в пользу британской короны. Как нарочно, я, Аллан Квотермейн, охотился в окрестностях Лиденбурга, в ту пору там было вдоволь дичи. Прослышав о знаменательных событиях, я решил не возвращаться прямиком в Наталь, а побывать в Претории, – выходил не такой уж великий крюк. Меня всегда тянуло ко всему увлекательному. Так вот, добрался я, стало быть, до города к одиннадцати утра 12 апреля, пришел на Церковную площадь, где, по обыкновению, собирались в те годы, и присоединился к остальным. Вокруг было много народу, англичан и голландцев. Мне сразу бросилось в глаза, что первые были в приподнятом настроении и возбужденно между собой переговаривались, а последние хмурились и выглядели подавленными.
