Я же благополучно добрался до своей палатки, закурил трубку и, открыв записную книжку, принялся заносить кое-какие расчеты по торговле, чтобы хоть как-то отвлечься, когда вдруг услышал адский шум. Выглянув, я увидел Масапо, несущегося ко мне со скоростью, никак не ожидаемой от такого тучного мужчины. За ним гнались свирепого вида палачи, а чуть позади – вся толпа.
– Смерть злодею! – кричали люди.
Масапо добежал до меня, рухнул на колени и, задыхаясь, выпалил:
– Спаси меня, Макумазан! Я невиновен. Это Мамина, она колдунья! Мамина…
Больше Масапо ничего сказать не успел – палачи набросились на него, как собаки на оленя, и оттащили его от меня.
Я отвернулся и закрыл ладонями глаза.
На следующее утро я покинул Нодвенгу, ни с кем не прощаясь: после всего случившегося мне страстно захотелось сменить обстановку. Скоула и одного из моих охотников мне пришлось, однако, оставить, чтобы они собрали в городе причитающийся мне скот.
Спустя месяц или чуть больше они догнали меня в Натале, приведя с собой скот, и рассказали, что Мамина, вдова Масапо, вошла в дом Садуко, став его второй женой. В ответ на мой вопрос они добавили, что, по слухам, принцесса Нэнди не одобрила выбор Садуко, посчитав, что Мамина не принесет ему счастья. Но поскольку ее муж казался без памяти влюбленным в Мамину, позже она отвергла свои возражения и, когда Панда спросил, дает ли она согласие на этот брак, ответила, что, мол, хоть и желала бы для Садуко другую жену, никак не связанную с убившим ее сына колдуном, она все же готова принять Мамину как свою сестру и сумеет указать этой женщине ее место.
Глава XI
Грех Умбелази
Прошло почти полтора года, и осенью 1856 года я вновь очутился в краале Умбези, где намечалась многообещающая сделка по продаже огнестрельного оружия. Что ж, как торговец, я не мог себе позволить пренебречь рынками, найти которые довольно сложно, и потому прибыл сюда.
Должен признаться, за эти восемнадцать месяцев многое в моей памяти подернулось дымкой забвения, в особенности воспоминания, имевшие отношение к туземцам, к которым я в основном проявляю лишь философский и деловой интерес. Поэтому, надеюсь, мне не поставят в вину тот факт, что я позабыл большую часть подробностей «дела Мамины», как я его называю. Впрочем, едва ли не все эти подробности живо воскресли в моей памяти, когда первым встреченным мною неподалеку от крааля Умбези человеком оказалась именно красавица Мамина. Нисколько не изменившаяся и все такая же обворожительная, она сидела в тени дикой смоковницы, обмахиваясь ее листьями.
Я соскочил с кузова моего фургона и помахал ей рукой в знак приветствия.
– Сийякубона, Макумазан, – сказала она. – Сердце мое радо снова видеть тебя.
– Сийякубона, Мамина, – ответил я, опустив упоминание о том, радо ли мое сердце. Затем, не сводя с нее глаз, добавил: – Правду ли говорят, что у тебя новый муж?
– Правду, Макумазан. Мой прежний возлюбленный теперь стал моим мужем. Ты знаешь, о ком я, – о Садуко. После смерти злодея Масапо он проходу мне не давал, а король и инкосазана Нэнди так уговаривали меня, что я согласилась. К тому же Садуко, честно говоря, подходящая партия… или казался таковым.
К этому времени мы с ней уже шагали бок о бок, поскольку фургоны мои ушли вперед к месту старой стоянки. Я остановился и взглянул на нее.
– Казался? – повторил я. – Что ты хочешь этим сказать? Почему «казался»? Ты снова несчастлива?
– И да и нет, Макумазан. – Она пожала плечами. – Садуко обожает меня больше, чем… мне хотелось бы, поскольку из-за этого он пренебрегает Нэнди, которая, между прочим, родила ему второго сына, и хотя Нэнди – молчунья, я чувствую, что она сердится. Короче говоря, – невольно вырвалось у нее, – я всего лишь игрушка. А Нэнди – знатная госпожа, и такое положение меня совсем не устраивает.
– Мамина, если ты любишь Садуко, тебе должно быть все равно.
– Люблю, – горько обронила она. – Пф! А что такое любовь?.. Но этот вопрос я тебе уже когда-то задавала.
– Почему ты здесь, Мамина? – спросил я, не ответив на ее вопрос.
– Потому что здесь Садуко и, конечно же, Нэнди, ведь она никогда не покидает его, а он никогда не оставляет меня. А еще – потому что ожидается приезд принца Умбелази. И потому, что плетутся заговоры и грядет большая война, в которой погибнет очень много народу.
– Между Кечвайо и Умбелази?
– Да, между Кечвайо и Умбелази. Для чего, ты думаешь, твои фургоны так загружены ружьями, за которые будет уплачено столько голов скота? Не для охоты же, верно? Нынче этот маленький крааль моего отца превратился в штаб исигкоза, то есть приверженцев Умбелази, а крааль Гикази стал штабом узути, партии принца Кечвайо. Бедный мой отец! – добавила она, сопроводив вздох характерным пожатием плечами. – Воображает себя великим человеком, прямо как тогда, когда он застрелил слона на охоте с тобой, Макумазан, – но я частенько спрашиваю себя, чем же все это закончится – для него и всех нас. И для тебя в том числе.
– Для меня? – изумился я. – А я-то какое отношение имею к вашим зулусским распрям?
– Это ты узнаешь, когда покончишь с ними, Макумазан. Но вот мы и пришли, и, прежде чем мы войдем в крааль, я хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты попытался защитить моего несчастного мужа Масапо.
– Я сделал это лишь потому, что считал его невиновным.
– Знаю, Макумазан. Я тоже так считала, хотя всегда ненавидела его – о чем я тебе, конечно, говорила, – человека, выйти за которого меня заставил отец. Однако с той поры я кое-что узнала и теперь уже не думаю, что Масапо так уж невиновен. Ведь Садуко ударил его, и он мог затаить зло. Но вот чего я никак не возьму в толк, – добавила она в порыве откровенности, – так это почему он убил не Садуко, а его ребенка.
– Но ведь говорят, Масапо пытался убить Садуко, помнишь, Мамина?
– Да, Макумазан. Я и забыла. Он действительно пытался, но ему не удалось. О, теперь я словно прозрела на оба глаза. Гляди, вон идет отец. Я лучше пойду. Но ты приходи хоть иногда поговорить со мной, Макумазан, а то Нэнди старается держать меня в полном неведении о том, что творится вокруг, ведь я всего лишь красивая игрушка королевского дома, которой положено сидеть и улыбаться, но не думать.
И она оставила меня под впечатлением, что вне зависимости от того, насколько правдива была ее история, успех в жизни как будто не сделал Мамину более счастливой и довольной. Размышляя об этом, я зашагал навстречу старому Умбези. Пребывая в отличном настроении и преисполненный важности, он тем не ме нее тепло приветствовал меня. Он сообщил, что свадьба Мамины и Садуко после смерти ее мужа-колдуна – чье племя и скот были переданы Садуко как компенсация за потерю сына – стала для него благоприятнейшим событием.
Я спросил почему.
– Потому что Садуко становится большим человеком, а значит, и я, его тесть, становлюсь большим человеком вместе с ним, Макумазан. Кстати, Садуко стал мне благоволить и сделал очень щедрый подарок – часть стада Масапо, и вот я, так долго бедствовавший, наконец разбогател. Кроме того, Умбелази оказал мне честь и завтра посетит мой крааль вместе с несколькими своими братьями, а Садуко пообещал мне повышение после того, как наследником престола объявят сына короля.
