– Эмиль меня не ценит! – возмутился адмирал. – Дядюшка Везелли доверил мне самое дорогое, а твой братец – нет. Вызвать его, что ли?
– Не надо, – Ли вгляделся в знакомые силуэты, – это не от Эмиля, бери выше.
– Тетушка?!
– Рокэ, как я тебе и говорил.
При Ротгере можно обойтись без ухмылок, можно быть праворуким, можно даже скрипнуть зубами. И счастливым при нем тоже можно быть, а Ли, глядя на парней Уилера, был счастлив. Как и «закатные твари», очередной раз поймавшие невозможность.
– Монсеньор, – обросший щетиной сержант сиял даже ярче, чем в Торке, когда докладывал, что мать жива и в безопасности, – Монсеньора… Первого маршала мы встретили. У меня для вас письмо. И второе, от полковника Придда, на заставе оказии ждало.
– Давай и спасибо.
На то, чтоб вернуться в городок, по дороге угадывая записку Росио, или хотя бы начать с послания Спрута, Ли все же не хватило – прокатившаяся до Лаик и обратно шкатулка была открыта немедленно.
Долгожданное письмо оказалось коротким и веселым, как удачная дуэль. «Тебя видели, – Рокэ писал на гальтарском, но морисскими буквами, – и тебя выдали. Ты мне нужен там, где я буду, но это терпит. Слегка. Сейчас крутись как хочешь и жди вестей от Рамона. Письмо Эмиля я забираю, мне оно нужней, а ты изволь выбросить север из головы…»
– Тебе что-то понравилось? – Вальдес уже был рядом. – Я тоже хочу!
– Оно тебе и так нравится, – Савиньяк привстал в стременах, вглядываясь в зимнее сияние, – то есть она. Я про жизнь.
– Жить приятней, зная, что можно и умереть, небо без тебя не рухнет. – Ротгер тоже смотрел вдаль. – Долг – это прекрасно, но свобода лучше, а для нашей свободы должен вернуться какой-нибудь Альмейда. Ну, или Рокэ… Бедняга, опять он с краю! Поскакали? Вот до того перелеска?
Мориск есть мориск, но и снег есть снег, к тому же Ли был счастлив, а Проныра старалась. Они не проиграли.
Было страшно и было нужно, а значит, не так уж и страшно.
Лионель, граф Савиньяк
Выпейте за слово «нет». Его следует говорить вовремя, а, единожды сказав, не уступать.
Орест, легат ордена Славы
Каждый может разозлиться – это легко; но разозлиться на того, на кого нужно, и настолько, насколько нужно, и тогда, когда нужно, и по той причине, по которой нужно, и так, как нужно, – это дано не каждому.
Аристотель
Глава 1
Гельбе
Талиг. Старая Придда
400-й год К.С. 22-й день Осенних Молний
1
Ординарцы подали шадди и сливки, а дежурный адъютант – новости о выскочивших прямиком на быкодерский разъезд фрошерах. Бруно скривился, взял щипчиками три кусочка сахара, опустил друг за другом в чашку и вопросил:
– Вот как?
Вышколенный Мики в ответ лишь грудь выпятил. Фельдмаршал сделал глоточек, окинул взором допущенных к начальственному завтраку персон и велел доложить подробно. Выскочившие фрошеры оказались со странностями: сперва встряли в перекличку патрулей, да так, что те чуть с коней от удивления не попадали, а потом потребовали передать капитану Эберешу привет от виконта Зэ и его лошадки. О том, как гордость «быкодеров» чуть ли не за уши вытащили из трясины, в которую превратился луг у Трех Курганов, Руппи был наслышан, и отнюдь не от Арно. Вояки подобные истории обожают, так что привет передали, причем быстро – бравый капитан болтался поблизости.
Спасенный спасителя немедленно опознал и тут же погнал в ставку сержанта с докладом. Услышав, что фрошерский корпус перехватил горников на пути к Доннервальду, Бруно поставил чашку на поднос и застучал свое вечное «К Элизе».
– После скоропостижной смерти маршала фок Варзов, – тарабанил под стук адъютант, – командование корпусом принял полковник фок Придд. Успешно оторвавшись от противника, он двинулся на соединение с Северной армией Талига, предполагая обнаружить оную к северу от Доннервальда. В настоящее время корпус приостановил движение и находится в трех хорнах к юго-востоку от нас.
– Вот как? – обронил, не прерывая «музицирования», Бруно. – Сливки были слишком жидкими, поставьте кухмистеру на вид. Ступайте.
Мики ретировался, умело разминувшись с ординарцем, тащившим серебряный поднос со второй порцией шадди и ликерами. В личном обозе командующего немалое место занимали деликатесы, утварь и походная мебель. Привыкший к скромности Ледяного Руппи считал это придурью, а едва ли не дворцовые трапезы и вовсе бесили, однако в них имелся свой резон. Армия уверена: пока старый Бруно, кривя губу, выговаривает за дурные сливки, мир не рухнет.
У каждого свой метод. Когда Савиньяки, придерживая шпагу, идут во главе атакующих колонн, принц Зильбершванфлоссе, поглядывая на часы, созерцает баталию в трубу, прерывая сие занятие на полдник, обед и предвечерний тизан
[4]. Беспорядочное питание способствует несварению, а у достойного своей перевязи фельдмаршала неожиданность еще может обрушиться на марше, но никак не во время сражения. Руппи раз двадцать слышал от восторженных свитских, как оставшийся по милости дурно воспитанного урагана без вафель Бруно заявил, что готов терпеть выходки стихии, но не противника. Шутка в самом деле была хороша. До Эзелхардского конфуза.
– Фок Фельсенбург, – командующий неспешно освободился от сохранившей первозданную чистоту салфетки, – извольте передать герцогу фок Придд и виконту Савиньяку мое приглашение на обед. Ввиду сложного положения, в котором оказался талигойский корпус, я не сочту невежливым, если гости будут одеты по-походному. Намекните на это обстоятельство по возможности тактично и заверьте, что я искренне огорчен смертью маршала фок Варзов.
– С разрешения вашего высочества, – фок Вирстен на сей раз свернул свою салфетку прежде Бруно, и неудивительно – на ней зеленело пятно от укропного соуса. – Обычно сопровождающие полковника Фельсенбурга каданские наемники для обеспечения данной, в некотором роде дипломатической, миссии не годятся. При этом ослаблять охрану командующего опасно. Я предлагаю воспользоваться моим конвоем, тем более что в ближайшие несколько часов он мне не потребуется.
– «Забияки» себя недурно показали, – вступился за каданцев Гутеншлянге. – А вот что в самом деле не годится, так это везти гостей через наш главный лагерь. Фрошеры вызывают у солдат большее раздражение, чем эйнрехтцы и тем более горники.
