– Мне не в чем признаться.
– Подождите, гражданин Акантов… Ваше полное признание даст вам, если и не сразу свободу, то, во всяком случае, смягчение наказания, возможность впоследствии загладить вашу вину, даже, может быть, возможность служить великому делу освобождения народов от гнета капиталистов и укрепления партии большевиков, партии Ленина – Сталина…
– Я не знаю и не чувствую за собой никакой вины перед Родиной.
– Вы лжете, гражданин Акантов, вы ненавидели Советский Союз и в своих речах на банкетах и праздниках вы проповедовали непримиримую вражду к партии большевиков. Что же? Не было этого?..
Акантов молчал. Наконец, он тихо сказал:
– Моя Родина – Россия. Не Советский Союз.
– Прекрасно-с. Это вопрос идеологический. Но, согласитесь, гражданин Акантов, что уже одной этой вашей, так открыто высказанной, ненависти и непримиримости, вполне достаточно для вашего осуждения.
– Да, мы были врагами…
– Советская власть уничтожает своих врагов, где бы они ни находились. Она не мягкотела и не сентиментальна. Мы родились в крови революции и гражданской войны, и мы выковали в себе железную волю и решимость. Итак, вы признали, что вы были нашим врагом. Нам нужно не только ваше признание, но и ваше полное раскаяние. Вы должны нам назвать тех наших врагов, кто, подло забравшись к нам, готовил нам крушение.
– Я таковых не знаю.
– Извольте, я подскажу вам. Не мечтали вы, и даже вслух о том говорили, что вам желательно поражение нашей Красной армии в возможной войне с внешним врагом, не готовили исподволь, пользуясь гостеприимством иностранных держав, своей Белой армии? Не собирали вы своих стрелков и не говорили им, что война не кончена, что вы должны победить большевиков и изгнать их из России? Не проповедовали вы мирового еврейского погрома, не мечтали вы, путем интервенции, уничтожить счастье советских народов, раскрепощенных и нашедших настоящую свободу и счастливую жизнь под мудрым управлением нашего великого, гениального вождя народов Сталина?.. Вы молчите… Вы думали, что, укрывшись за спину иностранной полиции, вы можете все позволить себе. Вы должны же понять, что все то, что я вам перечислил, уже само по себе заключает тягчайшую вину перед Союзом трудящихся, Вас ожидает высшая мера наказания, но, как человек, прежде чем коммунист, я вам советую облегчить это наказание чистосердечным признанием и откровенными ответами на вопросы, которые я вам поставлю. Вы приезжали осенью 1935-го года в Берлин?
– Да, приезжал.
– Зачем вы туда ездили?
– Я ездил, чтобы взять мою дочь и отвезти ее в Париж, где хотел устроить ее на работу.
– Это был повод. Вы отлично знали, что ваша дочь взрослая и хорошо образованная гражданка, и что она могла просто выехать к вам по вашему письму. Тратить для этого ваши деньги и время, которых у вас было более чем недостаточно, было не нужно.
– Вы правы. Я как-то не подумал об этом. Мне так хотелось увидеть мою дочь.
– Вы очень ее любите? Акантов пожал плечами:
– Странный вопрос. Я вдовец. Она единственная моя дочь…
– Ну, так имейте в виду, что ваша дочь здесь. И от вас будет зависеть избавить ее от самых лютых мучений.
– Но… Этого не может быть!.. Моя дочь… В Америке!..
– А что, гражданин, вы думаете, что Америка не в нашей власти?..
Лампа на столе у следователя нестерпимо резала глаза Акантову. Кровь стучала в виски. Покрасневший, было, при словах следователя, Акантов стал опять смертельно бледным. Он был близок к обмороку, и с трудом понимал то, что совершенно спокойно говорил ему следователь:
– Да, точно… Поводом вашей поездки было желание повидать вашу дочь и увезти ее во Францию, но цель поездки была иная. Вы ехали в Берлин по поручению генерала Миллера…
– Да ничего подобного! – глухим голосом сказал Акантов. – Я больше года до поездки в Берлин не видел генерала Миллера.
Следователь настойчиво продолжал:
– Вы приехали в Берлин по поручению генерала Миллера, чтобы повидаться с товарищем Тухачевским и сговориться с ним о совместных действиях против Советского Союза…
– Неправда!.. Этого не было, – крикнул Акантов. Следователь продолжал, не повышая голоса:
– Вы виделись с товарищем Тухачевским в гостинице Кайзергоф и там…
– Но я не знаю такой гостиницы!.. Я никогда в ней не был!..
– В гостинице Кайзергоф вы сказали товарищу Тухачевскому, что перешлете через Германию триста офицеров для пропаганды и разложения Красной армии…
– Да, если бы это было возможно!..
– Затем вы поехали с ним к одним немцам, фамилии их вам не назвали, и там вы говорили, что 180-ти тысячная армия может быть создана из русской эмиграции и двинута на помощь Германской интервенционной армии…
– Да ничего этого не было!.. Арабские сказки какие-то, – пробормотал Акантов. Он уже прозревал истину. Его оговорили, он был нужен для какого-то показания против Тухачевского.
– Так вот где именно виделись вы с немцами, и не можете ли вы все-таки указать нам их приметы? Кого из Русских генералов предназначали вы на командные посты в этой армии?
– Клянусь вам, что ничего такого не было.
– Клянетесь?.. Напрасно… Ваши действия в Берлине нам известны с часа на час. Вы пробыли в Берлине четыре дня. Что вы там делали?..
– Извольте. Сколько смогу вспомнить… Ведь, это было два года тому назад…
– Такие дела никогда не забываются.
– Приехал я ночью. Я не говорю по-немецки, и совсем не знаю города. Меня встретила дочь и отвезла меня в пансион на Байеришер-плац, где для меня была снята комната.
– Почему вы не остановились там, где жила ваша дочь, у родственников покойной вашей жены?.. Это было бы проще и дешевле…
– Я не хотел их стеснить…
– Гм… Допустим, что и так. Хотя?.. Богатые люди… Немцы… Дальше…
– На другой день я был у сестры моей покойной жены и провел весь день в семье. Вечером мы были с дочерью на концерте хора Жарова.
– Вы еще днем были в Зоологическом саду и в Аквариуме. Говорите все. Вы сами видите, что нам все известно…
– На концерте я случайно встретился с одним капитаном… с одним человеком…
– Не стесняйтесь, пожалуйста, говорите прямо: с капитаном Лапиным. Он уже нами арестован…
– Да… Разве?.. Этот человек уговорил меня придти к нему на следующий день послушать московское радио… По непонятной мне слабости я согласился, и весь вечер, до поздней ночи, провел у этого человека, но где это было, я, по незнанию улиц Берлина, не могу вам сказать…
– Это было на Розенгеймер-штрассе, в двух шагах от вашего пансиона…
– Да, в двух шагах…
– О чем вы говорили с капитаном Лапиным?
