Быстро подойдя к столу, он положил на него бумагу и карандаши, а песочные часы поставил на кафедру, предварительно перевернув их. Песчинки тонкой струйкой посыпались из верхней колбы в нижнюю, словно крохотные пилигримы, отправившиеся в паломничество. Высокий и худощавый, профессор прошел к лекционной доске и произнес громко и энергично, мгновенно разогнав витавшую в аудитории сонную атмосферу:
– Привет всем! Шалом алейхем! Ас-саляму алейкум! Мир вам! Намасте! Джай Джинендра! Сат Нам! Сат Шри Аккал! Если кому-то интересно, я произнес эти приветствия в абсолютно произвольном порядке, – добавил он. – Никаких предпочтений здесь нет и быть не может!
– Алоха! – ответил кто-то.
Остальные последовали его примеру, выкрикивая приветствия и улыбаясь.
– Отлично! – потер руки профессор Азур. – Вижу, вам всем не занимать отвязности! Это всегда многообещающий признак, а вот что именно он обещает, мы скоро увидим.
Глаза его за стеклами очков в черепаховой оправе сверкали, как бусины из полированного морского стекла. От него исходили волны радостного возбуждения, как от путешественника, который наконец вернулся из дальних странствий по чужим краям и оказался среди друзей. Он поздравил всех с тем, что у них хватило отваги и дерзости прийти на первое занятие, и, подмигнув, добавил, что надеется видеть их в том же составе до окончания семинара. По легкой улыбке на губах было трудно определить, шутит он или говорит серьезно.
– Как вы, наверное, уже заметили, вас здесь одиннадцать. Десять – число слишком совершенное, а любое совершенство наводит скуку. – Азур окинул взглядом сидевших перед ним студентов и прищелкнул языком. – Так, вижу, необходимо внести кое-какие изменения. Вы уселись так далеко друг от друга, словно боитесь заразиться гриппом! Леди и джентльмены, не сочтите за труд, встаньте!
Растерянные и удивленные, студенты поднялись со своих мест.
– Похвальное послушание. Говорят, в глазах Господа послушание – это первейшая добродетель. А теперь, прошу вас, поставьте стулья в круг – это наиболее подходящая форма для разговора о Боге.
Пока студенты переставляли стулья, Азур объяснил, что, обсуждая разные темы, следует усаживаться по-разному. О политике удобнее всего говорить, разместившись как попало, для бесед о социологии необходимо поставить стулья аккуратным треугольником, о статистике – четырехугольником, а о международных отношениях – параллелограммом. Но о Боге можно говорить, только усевшись в круг – так, чтобы каждый был равноудален от центра и мог смотреть в глаза всем остальным.
– Надеюсь, приходя на наши встречи, вы всегда будете садиться именно так.
На выполнение задания ушло несколько минут, но когда скрип стульев и шарканье ног наконец стихли, составленная ими фигура больше напоминала выжатый лимон, чем правильный круг. Тем не менее профессор Азур поблагодарил всех и попросил каждого представиться, сказать несколько слов о себе, а главное, о том, почему его интересует именно Бог.
– Я хочу понять, почему вы пришли сюда, вместо того чтобы веселиться и развлекаться, как это свойственно вашему возрасту, – заметил он.
Первой заговорила Мона. Она сказала, что после трагедии одиннадцатого сентября ее очень тревожит отношение к исламу на Западе. Она по-прежнему верит всем сердцем и гордится тем, что она мусульманка, заявила Мона, тщательно подбирая слова. Но предубеждение, с которым теперь ей приходится сталкиваться каждый день, не может не расстраивать ее.
– Люди, которые не имеют об исламе даже отдаленного понятия, выносят самые дикие суждения о моей религии, моем пророке, моей вере, – вздохнула она и, слегка улыбнувшись, добавила: – И о моем хиджабе. – Мона призналась, что очень надеется принять участие в искренней дискуссии о природе Всевышнего. Ведь Он – создатель всего сущего, и, наверное, у Него были свои причины создавать всех людей такими разными. – Я уважаю инакомыслие и рассчитываю на уважение к своему мнению, – завершила Мона свое коротенькое выступление.
Парень, сидевший рядом с ней, догадавшись, что настал его черед говорить, расправил плечи и прочистил горло. Он сообщил, что его зовут Эд, что он вырос в семье ученых и к проблеме Бога подходит, сохраняя интеллектуальный нейтралитет и объективную осторожность. Он убежден, что наука и религия способны не только мирно сосуществовать, но и успешно взаимодействовать, но для этого религия должна избавиться от своей иррациональной составляющей, которая для многих и есть ее суть.
– Мой отец – иудей, мама – протестантка, оба не слишком религиозны, – сообщил он. – Меня, как и Мону, интересует: может ли религия объединять людей в современном мире, вместо того чтобы разделять их? Хотя, если говорить о моих личных взаимоотношениях с Богом, должен признать, что их не существует.
– Тогда зачем ты сюда пришел? – подал голос мускулистый блондин с веснушчатым лицом, вертевший в руках карандаш. – Я думал, на этот семинар записались только те, у кого достаточно сложные отношения с Богом.
Пери заметила, как Эд посмотрел на профессора Азура, который едва заметно кивнул ему в ответ. Их взгляды явно что-то означали, но она не могла понять, что именно.
– Обычно участники нашего семинара не только могут, но и должны комментировать выступления друг друга, – повернулся Азур к веснушчатому парню. – За исключением этого, самого первого этапа. Сейчас вы все как цыплята, которые едва начали проклевываться из яйца. Давайте подождем, пока каждый окончательно вылупится.
Следующей взяла слово Рошин, хорошенькая девушка, говорившая с заметным ирландским акцентом. У нее были большие карие глаза и темные шелковистые волосы, причем одна непослушная прядь все время падала ей на лицо. Рошин сообщила, что выросла в католической семье и каждое воскресенье всегда посещает мессу. В католическом сообществе Оксфорда ее окружают замечательные люди, однако ей хочется расширить свой кругозор.
– Я решила, этот семинар поможет мне узнать, как воспринимают Бога люди, которые… ну, скажем так, находятся вне моей зоны комфорта. И вот… – Она не договорила, словно рассчитывая, что остальные поймут все без слов.
– Наверное, теперь моя очередь, – сказал веснушчатый блондин. Карандаш, который он сжимал в пальцах, завертелся еще быстрее. – Меня зовут Кевин. Приехал из Фресно, Калифорния. Получаю стипендию Родса. – Кевин процитировал своего любимого писателя Эрнеста Хемингуэя, утверждавшего, что все мылящие люди являются атеистами, и заявил, что целиком и полностью разделяет это мнение. Всю свою сознательную жизнь он был убежденным атеистом. – Я не представляю, как можно верить во всю эту чушь о высшем промысле, жизни после смерти и так далее. Поэтому я здесь. Хочу понять, как вы совмещаете существование того, что вы называете Богом, с теорией эволюции и достижениями науки. Я готов выслушать любое мнение, но, честно говоря, побаиваюсь, что ваши бредни быстро выведут меня из терпения.
Кто-то усмехнулся, кто-то взглянул на парня с откровенным сожалением, но, помня предупреждение Азура, от комментариев все воздержались.
