ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
Только отъедешь за город – сразу оказываешься в совершенно диких местах. Ни домов вдоль дорог, ни судов в море – огромная Природа как она есть. Даже на побережье очень много цветов – клевера, ландышей, одуванчиков, над которыми порхают огромные бабочки. Вокруг так и носятся стайками ласточки. А далеко на горизонте белеет башенка маяка.
– Этот маяк японцы построили, еще до войны, – рассказывает местный рыбак, пришедший к отливу за крабом. – Так и пользуемся им до сих пор. Японцы хорошие маяки строят. Все продумают, чертежи нарисуют, а потом уже строят, один раз – и на века. Не то что русские – наворотят как попало, а потом переделывать приходится…
Он качает головой и ворошит багром морскую траву под ногами. Крабы прячутся в гуще водорослей, затаив дыхание, точно древние инстинкты в глубинах нашего подсознания.
– Поздравляю! Сейчас мы втроем съели примерно тысячу долларов, – объявляет Цудзуки, окидывая сытым взглядом кучку пустых хитиновых ног на столе. – По японским ценам, разумеется…
– Да уж, – соглашается Мураками. – Годовую норму японца в поедании крабов я сейчас перевыполнил.
Одиннадцать панцирей, каждый с распахнутую ладонь, алеют в траве то ли скальпами поверженного врага, то ли коллекцией самурайской геральдики. Юми-сан собирает их один за другим в пакет и идет мыть на речку.
– Дома из них какой-нибудь дизайн смастерю, – говорит она. – Иначе никто не поверит, что мы столько съели.
Мураками снова уходит к прибою, ложится на песок и закрывает глаза.
– Может, ему нехорошо? – пугается Ирина.
– Да нет, – говорю я. – По-моему, как раз наоборот…
Очень тихо. Только прилив, набирая силу, шуршит волнами. Пахнет йодом и крабами. Автор «Кафки на взморье» лежит на сахалинском взморье и, похоже, не торопится никуда уходить.
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
– Для краба у нас два сезона, – говорит рыбак. – Или сейчас, в июле, или в середине зимы. К зиме вода замерзает накрепко, лунки сверлим. Повозиться, конечно, приходится. Но зимой он как раз самый вкусный. Мясо от холода плотное, сочное. Приезжайте в январе, сами попробуете…
Хороший там маяк или не очень – издали не разобрать, но пейзаж фантастический. Я долго смотрю на этот маяк. Очень тихо. Я ложусь на песок – и чувствую, что наконец-то добрался до края света. Нащупываю у себя внутри кнопку, выключаю тело и растворяюсь в абсолютной тишине.
«А ведь только здесь, на Сахалине, мне и удалось как следует отключиться! – проносится в голове. – Хотя, казалось бы, куда меня на свете ни заносило…»
Я закрываю глаза и думаю о зиме. О крабах, застывших в молчании под толщей угрюмого льда. И о том, как им, наверное, холодно.
Утро 5-го дня
Корсаков – Вакканай (4 июля)
Раннее утро, Корсаков, очередь на паром. Следом за нами – странного вида японское существо: полуженщина-полумужчина лет пятидесяти, в очках с толстенными линзами, в пестрых нелепых шортах до колен и с сиреневой шевелюрой то ли от Боба Марли, то ли от Анджелы Дэвис.
– О, – говорит Цудзуки. – Мы же с ней в Южный на одном самолете летели!
– Наверное, это все-таки мужчина, – предполагает Юми-сан.
– Факт, мужчина, – говорю я. – Его вчера в новостях по телевизору показывали.
– Тоже, наверно, писатель какой-нибудь? – гадает Цудзуки. – Или художник? Весь разноцветный такой…
– Ни то, ни другое. Он из «Ротари-клуба» префектуры Хоккайдо, привозил коляски для сахалинских инвалидов.
– Вот, Цудзуки-кун, – мрачно говорит Мураками. – Ездят же люди. Серьезные дела делают. Не то что мы, бездельники…
Прощаемся с нашей сахалинской командой. Дарю Ирине купленную в Южном «Страну Чудес без тормозов». А Мураками подписывает: «NPNHE OT XAPYKN».
– Правильно? – спрашивает у меня.
– В общем, да… – киваю я. – Кому надо, поймет.
– Ну, теперь уже в августе приезжайте! – приглашает Им-сан. – На горбушу пойдем! А сейчас еще не сезон, сами видите. Ни одной рыбки не поймали…
– Зато одну отпустил! – улыбается Мураками. – Что там, интересно, сейчас поделывает Моя Сахалинская Рыба?
Вакканай – Токио, июль 2003 г.
Часть 5
Почти до слёз чужой язык
Как резать лук, чтоб не заплакать
В начале 90-х, работая сперва в Принстоне, а затем в Бостоне, Мураками регулярно пишет небольшие эссе. А в 1994 году объединяет их в книгу под названием «Почти до слёз чужой язык»122. Одно из этих эссе я с удовольствием привожу здесь с незначительными сокращениями.
Харуки Мураками
Столько лет после голубцов
Иногда я встречаю людей, которые говорят: «В моей жизни случилось столько потрясающего, что я мог бы написать сразу несколько книг». Особенно часто эту фразу произносят японцы, долго жившие в Америке. Наверное, они говорят правду: жизнь за границей всегда приносит много сюрпризов и приключений. Ничего удивительного, если им хочется рассказать об этом кому-то еще.
Не знаю, конечно, напишут ли они когда-нибудь свои книги. Могу сказать одно: лично я, несмотря на весь мой писательский багаж, почти никогда не испытывал по-настоящему «захватывающих приключений» в реальной жизни. Конечно, у меня случались какие-то интересные события, как и у любого человека, прожившего на свете более сорока лет, – скажем, встречи с загадочными личностями или шок от внезапного поворота Судьбы. Какие-то случаи я вспоминаю с улыбкой, какие-то – с болью в душе. А какие-то воспоминания до сих пор заставляют мое сердце трепетать от восторга.
Полагаю, и у вас все это происходит примерно так же. Ни разу еще не встречал человека, о котором можно было сказать: «Такая невероятная история приключилась только с ним и больше ни с кем на свете».
Если бы я не был писателем и меня бы спросили: «Случались ли в вашей жизни события, о которых вы могли бы написать отличную книгу?» – я бы ответил «нет». Определенно «нет». Мне пришлось бы честно признать: «Моя жизнь была по-своему интересной, но не настолько, чтобы писать о ней целый роман».
И все же изредка, если повезет, мы встречаем людей, которые пережили что-нибудь действительно необычное. Сам я с детства обожаю слушать такие истории, и когда встречаю таких людей, прошу рассказать мне какие-нибудь эпизоды. Не для того, чтобы использовать их в романах, вовсе не обязательно. Мне просто очень нравится их слушать. Столько историй существует на свете! Поразительных, трогательных, смешных до колик и леденящих душу. С такими рассказчиками я могу засиживаться допоздна, забыв о еде и сне.
