«О как!» – впадаю я в ступор.
А великий сочиняльщик тем временем застывает у киоска, шевеля губами.
– «Поп-корн»… – зачитывает он вслух. – «Хот-дог»… «Ва-та»… Смотри-ка – и точно, вата… Вот это язык! Не успел алфавит зазубрить, а уже все понимаю…
Довольный, просит запечатлеть его на фоне покоренной вершины русского языка.
После обеда в парке народу немного, хотя половина аттракционов еще работает. На некоторых резвятся тинейджеры, а по аллеям вокруг гуляют парочки студенческого возраста. У многих в руках – бутылки оригинального сахалинского пива «Бир». Что приводит Мураками в еще больший филологический экстаз.
– Цудзуки-кун! – зовет он фотографа. – Если еще раз сюда зайдем, надо будет с пивом прогуляться. Хорошие кадры получатся – с русским биром по Сахалину…
На открытой площадке рядом с «чертовым колесом» – нечто похожее на эшафот в стиле хай-тек с шестами и канатами. Под эшафотом дежурит оторванного вида девица и, позевывая, читает что-то из Генри Миллера. Огромный полураскуроченный кассетник «Сони» на ящике рядом затапливает окружающую среду грязно-тяжким, как жидкий асфальт, «Раммштайном». Над девицей надпись: «Для лиц до 16 лет».
Довольно долго я не могу сообразить, что все это означает.
– «Ка-та-пуль-та»… – снова зачитывает любознательный Мураками. – Типа «банджи» наоборот. То-то я смотрю, ни одного желающего не видать…
– А что, Харуки-сан, – подзадоривает Цудзуки. – Может, с сахалинским пивом – да на русскую катапульту? Вот это будет кадр!
– Я – пас, – мрачно улыбается Мураками. – Перед ужином пиво не пью. Но тебя, если что, могу на видео снять.
И красноречиво машет видеокамерой.
– По-моему, эта штука на таких, как я, не рассчитана… – Толстяк заботливо хлопает себя по животу. – Да и кто я такой? Всего лишь фотограф. Ценность материала, понимаешь, не та… И вообще, разве на ужин еще не пора?
За ужином Цудзуки-сан, заедая водку пельменем, рассказывает, как ходил в Токио на тайский массаж.
– Отличная штука. Только жаль, цены бешеные: полный курс на Роппонги – пятьдесят тысяч иен! Дешевле до Таиланда доехать…
– Цудзуки-кун, – вздыхает марафонец Мураками. – Когда ты уже поймешь, что за деньги похудеть невозможно? На свете существует только два способа похудеть: меньше есть и больше двигаться. Других путей не бывает! Побежишь со мной завтра утром вокруг гостиницы?
Юми-сан вставляет свои пять иен:
– Харуки-сан? Так тебе вообще никогда массажа не делали? Даже простого «сиацу»?
– Да зачем мне…
– Но это ведь не только для похудания. Это знаешь как приятно! Особенно после работы, когда плечи затекают. А сделали тебе массаж – и ты потом три дня как новенький!
– Ну не знаю. У меня плечи не затекают. И вообще не люблю, когда меня руками трогают.
– Это ты так говоришь, потому что не пробовал никогда, – убежденно заявляет Цудзуки. – А ты попробуй!
– Да ну. Я лучше в бассейн схожу… – Мураками хитро смотрит на меня. – Вот, Дмитрий, видишь, какие странные у них разговоры. А все потому, что они оба заядлые холостяки!
– Понимаю, – киваю я. – Очень знакомо…
– Что поделать! – вздыхает Цудзуки. – Видно, такие уж у нас характеры ужасные.
– А может, просто идеалы слишком завышенные? – предполагаю я.
– Это точно! – грустно кивает Юми-сан. – Идеалы, я считаю, нужно устанавливать как можно ниже. Тогда все будет в порядке. Вот знаете, как порог у входа в дом? Чем ниже порог, тем больше народу зайдет…
– Как заметил один знаменитый писатель, – улыбаюсь я, ни на кого не глядя, – «в моем доме – две двери. Одна вход, другая выход. Люди входят ко мне через вход – и уходят через выход»… Если так считать – какой же порог, по-вашему, нужно строить на выходе?
– Как можно выше, – говорит Юми-сан.
– А ну его, этот выход! Может, его вообще замуровать? – бубнит Цудзуки, налегая на крабовый салат.
– Боюсь, тогда получится очень странный дом… – хмыкаю я и наконец гляжу на Мураками. Тот, безучастно улыбаясь, молча приканчивает жареную горбушу.
Когда расходимся спать, Цудзуки вручает мне майский номер журнала «Title».
– Если кто будет на улицах спрашивать, зачем фотографируем, – показывай вот это. Не знаю, как здесь, но в Японии обычно срабатывает…
Перед сном, листая журнал, натыкаюсь на репортаж о похождениях веселой троицы по острову Эносима в окрестностях Токио. На острове, пишут Мураками и Юми-сан, расплодилось очень много бездомных кошек. Летом еще их подкармливают заезжие туристы, но зимой еды не хватает, и многие умирают от голода. Поэтому на улицах нередко можно увидеть ящики с прорезью для монеток, фотографией мертвой кошки у обочины и надписью: «Чем больше на острове кошек, тем хуже живется каждой из них. Сдавайте пожертвования на стерилизацию ваших четвероногих друзей! Комитет по спасению и захоронению бродячих кошек Эносима».
В голове моей – какая-то каша. Ночью мне снится Елена Камбурова с песней о хорошем отношении к лошадям.
День 2
Южно-Сахалинск (1 июля)
– А что, Им-сан, японские рестораны в городе есть? – интересуется Мураками после завтрака.
– Раньше много было, – отвечает старик. – Сейчас, наверно, только два-три осталось…
– Что так? Японцев меньше ездит?
– Японцев, наверное, столько же. Но американцев больше. Потому и в ресторанах одни стейки да гамбургеры…
Хотя на улицах это еще не бьет в глаза – похоже, янки и правда активно высаживаются на остров. В 12-миллиардный проект «Сахалин-1» сегодня, в июне 2003-го, уже на 30 % готова вложиться корпорация «Эксон Нефтегаз Лимитед». Японцы претендуют на столько же – 30 %, а Индия с Россией – только по 20 %.
– Начинали-то разговор японцы, – продолжает Им-сан. – Давно еще, лет пятнадцать назад… Да, как обычно, в Северные Территории уперлись. А янкам-то что эти территории! Вот теперь все и говорят – японцы, мол, опоздали. Не знаю… Посмотрим, что из этого получится.
– А что должно получиться?
– Да вот, хотят протянуть трубу через весь остров, а потом перекинуть ее на Китай и на Хоккайдо. Вдоль трубы города поднять, дороги построить, работу всем дать… До сих пор у нас молодежь с острова бежала. Школу закончат – и на материк! А теперь все затаились и ждут: когда же им обещанную зарплату в 500—700 долларов предложат.
