Взвинченный до предела, юноша поспешно замотал голову шарфом и вышел. В свете фонарика туман рассы́пался мириадами сверкающих искр. Арман без труда нашел дорогу к сараю. Все его мысли крутились вокруг Изоры и чего-то неизвестного, что могло с ней приключиться.
В подсобные помещения на ферме было проведено электричество, и Арман включил свет одновременно и в конюшне, и в сарае. Лошади зашевелились, жеребец звонко заржал.
– Успокойтесь! – прикрикнул юноша на лошадей. – Эй, Фантош, тебе придется сегодня еще поработать – свозить хозяйку в Феморо!
Он не забыл тех лет, когда они со старшим братом Эрнестом помогали отцу. Арман обладал теперь ограниченным полем зрения, однако компенсировал свою ущербность возросшей ловкостью и живостью движений. Все его жесты были точны и эффективны.
Мать прибежала, когда он уже надевал на кобылу сбрую, – в потертой бархатной шляпке и зимнем пальто из того же материала и столь же поношенном.
– Как я сумею хоть что-то рассмотреть в тумане? – жалобно пропищала Люсьена.
– Фантош знает дорогу. Надеюсь, мама, что домой вы вернетесь вместе с Изорой.
– Я тоже надеюсь: одной ехать страшно.
Люсьена вошла в сарай. Она нервно пинала ногой соломинки на полу, как вдруг заприметила возле кипы сена небольшой коричневый предмет. Не проронив ни слова, она подошла посмотреть, что бы это могло быть.
– Арман, смотри-ка, сумка твоей сестры! – воскликнула она. – Вот растяпа! Наверное, бросила ее здесь утром, когда кормила лошадей!
– Дай сюда!
Проверив содержимое кожаной сумочки, Арман обнаружил использованные билеты на поезд и дилижанс.
– Мам, Изора приехала в Феморо в половине шестого, как и планировала, и она приходила домой. Похоже, как раз тогда, когда наш мерзавец отец бродил вокруг конюшни… Пойду его разбужу! Пусть объяснит, что здесь произошло!
– Арман, не надо, прошу тебя! Вы снова поцапаетесь!
Однако сын уже шел к дому, не обращая внимания на ее мольбы.
Отель-де-Мин в Феморо, часом позже
Жюстен Девер мерил шагами просторный кабинет, отведенный ему Обиньяком и располагавшийся в дальнем конце коридора, довольно далеко от комнаты, где сейчас спала Изора. Антуан Сарден с любопытством наблюдал за передвижениями начальника.
– Что-то вы разнервничались, шеф! – констатировал он. – Не портите себе кровь, мы уже связались с капралом жандармерии в Фонтенэ-ле-Конте, и он со своими людьми приедет, когда им назначено.
– Что, если я совершаю ошибку? – сухо возразил Девер. – Мы могли бы и сами арестовать Амброжи, не обращаясь за помощью к жандармам. Правда, этот тип наверняка настороже, так что лучше проявить предусмотрительность.
– Особенно если у него при себе пистолет. Зато скоро мы закроем дело и вернемся к цивилизации!
– Сарден, разговорчики! Хотите совет? Ложитесь лучше спать, мне в тишине лучше думается. А поразмыслить есть о чем. И не спешите радоваться: у нас нет доказательств, что бригадира застрелили из пистолета мсье Амброжи.
– Ладно, шеф, оставлю вас наедине с размышлениями!
Заместитель полицейского инспектора поморщился. Марсель Обиньяк выделил ему закуток с раскладной кроватью, очень неудобной. Счастье еще, что там есть печка.
– Ступайте, Сарден, и заведите будильник на пять утра!
Оставшись один, Жюстен раскурил сигариллу и снова принялся ходить взад-вперед по комнате. Ему не терпелось перейти в активным действиям, отделить правду от лжи. Особенно беспокоил один вопрос. «Откуда Изора узнала о пистолете? Скорее всего, от младшего Маро. Тома – зять подозреваемого. Но если он что-то и знает, разве стал бы рассказывать Изоре? Мне показалось, он умный парень, такого промаха не допустил бы. Наверняка это младший из братьев – слепой, которого она называет своим женихом!»
Помимо желания изобличить, наконец, убийцу бригадира Букара, имелись и другие причины для беспокойства. Сведения, полученные от Изоры, крайне важны, но проговорилась она случайно, только потому, что была пьяна и валилась с ног от усталости. «Готов поспорить, завтра, очнувшись, девочка меня возненавидит!»
В итоге он решил, что пора разбудить Изору и отвезти ее либо на ферму, либо, если она не захочет видеть родителей, в дом священника. Девер прошел по длинному коридору, но у дверей остановился. Никак не мог заставить себя войти – слишком часто билось сердце. Он вдруг ощутил странную, чуть ли не болезненную слабость.
– Ну и кретин же я! – пробормотал инспектор себе под нос. – Черт знает что со мной творится!
Через мгновение он уже смотрел на спящую Изору. Приглушенный золотой свет маленькой лампы падал на ее молочно-белое личико, подчеркивая элегантные дуги бровей. Деликатные розовые губы по-прежнему хранили капризное, как у обиженного ребенка, выражение, которое так будоражило его.
«Неужели вы все-таки родились под несчастливой звездой, мадемуазель Мийе?» – спросил он себя, с ужасом отмечая следы от ударов. Он отлично знал, что девушке пришлось стерпеть, если на нежном женском личике появились такие отметины. Однажды, еще на заре карьеры, его самого сильно избили в парижских трущобах.
В конце концов он присел возле лампы, как если бы собирался бодрствовать около нее всю ночь. В Девере боролись два чувства – логика и влечение к Изоре. «Я обязан отвезти ее к кюре! На кону – ее репутация, которую нужно сохранить, поскольку осенью девушке предстоит стать учительницей здесь, в Феморо! Но как же славно она спит. И выглядит такой безмятежной! Решено: в четыре я ее разбужу. Главное, чтобы никто из местных зевак не увидел, этого будет достаточно».
Решение показалось приемлемым, и Девер снова погрузился в размышления. Элементы и факты нынешнего расследования перемежались с личными воспоминаниями. Он припомнил визит к мерзкой вдове Виктор, предполагаемой случайной любовнице Бастьена Мийе, и в нос ударил запах разлагающегося трупа совы, прибитого к дверям сарая. В памяти всплыли картинки из детства, проведенного в Париже. Вспомнились игры со сверстниками на наклонных улочках Монмартра… Отец, вот уже десять лет покойный, был по профессии военным, мать, мягкосердечная и ласковая, – домохозяйкой. Как и тысячи других женщин, она всю войну дрожала за своего единственного сына. До сих пор сожалела, что он выбрал такую работу, и писала ему дважды в неделю. «Милая мама, ты бы предпочла, чтобы я остался в Париже, но меня тянуло в провинцию, – думал он. – Я бы хотел уже завтра привезти к тебе Изору Мийе и попросить, чтобы ты ее приютила. Она открыла бы для себя новые грани жизни – радость свободы и все прелести столицы!»
Таков был ход его мыслей, когда в дверь постучали. Прикидывая, кто бы это мог быть, он пошел открывать. На пороге стоял Антуан Сарден.
– Простите, что беспокою, шеф, но у меня закончилось курево. Может, угостите? Никак не могу уснуть. Обычно сигарета помогает, понимаете?
– Нет. Не знал, что табак используют в качестве снотворного, но охотно вас выручу. Стойте на месте, коробка с сигариллами в кармане куртки.
