По его просьбе в кабинет принесли панель из мягкой древесины, и Девер канцелярскими кнопками прикрепил к ней кое-какие материалы по делу, в том числе полученную в морге фотографию Альфреда Букара и несколько снимков обвалившейся галереи, сделанных во время расчистки и восстановительных работ. Кроме того, на панели фигурировали несколько отдельных списков – углекопов, состоящих на жаловании у компании, кайловщиков, сортировщиц и несовершеннолетних работников.
На стенах, окрашенных в бледно-желтый цвет, в стеклянных рамках висели фотографии с видами поселка и, конечно, самой шахты Пюи-дю-Сантр.
– Ну, Сарден, ваши впечатления о сегодняшнем дне? – спросил Девер, не глядя на стоящего рядом заместителя.
– Никаких, инспектор.
– Что ж, в таком случае вернемся к работе.
Мужчины устроились за столом. Жюстен Девер открыл зеленую картонную папку и с ожесточением воззрился на первую страницу текста.
– Я сразу понял, что с этим делом не все так просто, – заявил он. – Настоящая головоломка, а не дело! Однако я должен найти решение. Как я уже рассказывал, прокурор лично следит за расследованием, поскольку директор горнорудной компании Обиньяк – лицо, влиятельное в регионе, и они дружат. Я побывал в летнем домике Букара и ничего стóящего там не нашел.
– А ваша знаменитая интуиция ничего не подсказывает?
– В данном случае – нет. Одни лишь предположения, и их слишком много. По сути, тоже неплохой метод. Я моделирую в уме различные версии случившегося в расчете, что в мозгах что-то щелкнет, и картинка сложится. И, как я уже говорил, пока склоняюсь к тому, что преступление было продиктовано страстью. Поначалу я думал, что кого-то из углекопов прельстила должность бригадира, но эта версия ничем не подкреплена. Я пришел к такому выводу, когда послушал разговоры простых углекопов. Да, бригадир для них действительно начальник, но он не чурается работы и, если надо, с обушком в руках идет в забой. Таких большинство, таким был и Букар. Предположение, что преступление совершили ради хорошего жалованья, учитывая, что все равно придется работать под землей, не выдерживает критики. Посмотрите на схему, которую я нарисовал. На ней представлено расположение мужчин в обвалившейся галерее. В самой глубине – подросток Пьер Амброжи. Парню четырнадцать, и он не может быть преступником. Следом, на небольшом удалении, шел Тома Маро. За ним – некий Пас-Труй, отец шестерых детей и примерный муж. Ни в чем аморальном не замечен, не алкоголик.
Антуан Сарден, с видом прилежного ученика внимающий словам инспектора, понимающе кивнул.
– А здесь – бригадир Альфред Букар, наша жертва. Он получил пулю в спину, – продолжил Девер. – И пятый персонаж – чуть в стороне, на схеме он нарисован в черном плаще. Это Шов-Сури.
– Смешные у них прозвища – Пас-Труй, Шов-Сури… – не сдержался заместитель.
– Согласен. Во время дознания я столкнулся еще с двумя. Одного называют Фор-ан-Гель, другого – Тап-Дюр
[36]. Прозвище обычно отражает либо индивидуальную черту человека, либо любопытную особенность. Кстати сказать, Тап-Дюр, в повседневной жизни – Шарль Мартино, скоро станет бригадиром. Он заменит Букара в артели, в которой трудятся Гюстав и Тома Маро. На место Пас-Труя взяли человека по фамилии Грандье. Сначала обязанности бригадира исполнял Гюстав Маро, но вчера мсье Обиньяк уведомил, что собирается назначить Тап-Дюра, поскольку Маро предпочел остаться простым забойщиком. А этот Тап-Дюр каждый раз, когда я его допрашивал, рассыпался в похвалах в адрес покойника Букара.
Жюстен Девер прищурился и закурил сигариллу.
– Инспектор, вы полагаете, что преступление совершено на почве страсти, – забросил удочку Сарден. – Возможно, у вас имеются догадки, кто та дама, из-за которой все закрутилось?
– В Феморо хватает хорошеньких женщин. Взять, к примеру, Йоланту Амброжи, нашу новобрачную. Правда, на протяжении многих лет красавица полька ничем не запятнала свою безупречную репутацию. Она много работает и очень набожна.
– Но ведь мог же кто-то в нее влюбиться, даже если она и не подогревала страсть. Почему бы не ваш бригадир Букар? Представим, что он чем-то оскорбил прелестную Йоланту, и Тома Маро затаил на него злобу. А потом отомстил.
– Нет. Теоретически Маро не мог выстрелить в спину Букару, который находился позади Пас-Труя.
– А если Букар испугался и хотел убежать?
Жюстен Девер и тут вынужден был разочаровать заместителя:
– Маро – люди честные и порядочные, в поселке их уважают.
– Согласитесь, если бы кто-то изнасиловал его невесту, Тома Маро мог замыслить месть.
– В таком случае он имел бы массу возможностей свести счеты с врагом где угодно, только не в шахте.
– Пожалуй… Он знал, какой это риск – стрелять из огнестрельного оружия в забое. Но взрыв рудничного газа мог скрыть преступление, превратив его в несчастный случай.
– Не думаю. Младший Маро говорит, что видел, как дрогнул огонек в лампе. Скорее всего, взрыв случился бы и без выстрела. И еще, стал бы он подвергать риску собственную жизнь? А знаете, Сарден, вы подали мне идею! Давайте сосредоточимся на образцовой парочке – Тома Маро и его прекрасной польке. Он вернулся с войны живым. Ей, со своей стороны, пришлось покинуть родину и привыкать жить на чужбине без матери, которая умерла еще до переезда семьи во Францию. Сколько я ни расспрашивал «чернолицых», поляков и местных, никто не выказал особого интереса к Йоланте. Хотя, надо признать, если бы передо мной сидел убийца, он бы не признался ни в своей страсти, ни в преступлении.
– В таком случае почему бы не допустить, что какой-нибудь отвергнутый поклонник задумал убить Тома Маро из ревности? – оживился Антуан Сарден. – Много времени не надо: он спускается в забой, стреляет, но попадает в Букара, а затем, пока все вокруг рушится, пытается удрать. Это мог быть и Шов-Сури, несмотря на возраст. И он не ушел далеко. Выходит, убийца тоже мертв. Точка. Закрывайте расследование, инспектор! Хватит торчать в сером, богом забытом поселке!
– Я буду, как вы выразились, торчать здесь сколько потребуется. Ваши выкладки логичны, но Филиппу Мийе было шестьдесят пять, он много пил и хлебнул в жизни горя. Даже сгорая от любви к Йоланте, стал бы он рисковать, чтобы устранить Тома? Бастьен Мийе, племянник погибшего, говорит, что его дядя имел порочный интерес к маленьким девочкам – еще один слух, опровергнутый Онориной Маро и другими женщинами, работавшими в шахте.
– В том, что показания расходятся, нет ничего удивительного! – не спешил уступать Антуан Сарден. – Я читал «Жерминаль», роман Эмиля Золя о жизни шахтеров на севере Франции. Постоянная работа под землей с единственным праздником – воскресным выходом на солнце и свежий воздух – дурно сказывается на нервной системе некоторых людей, обостряет эмоции. Углекопы редко получают образование. Они – натуры примитивные, временами способные на жестокость. И вообще, ничего противоестественного, если старик начинает засматриваться на молоденькую.
