Углекоп переменился в лице. Покраснев, как рак, он вперил в инспектора негодующий взгляд:
– Кто вам сказал о Марии? – набычился он.
– Тап-Дюр. Его назначили главным в бригаду Гюстава и Тома Маро. Он сообщил им, что вы посещаете эту даму небезупречного поведения, и представил Букара вашим соперником.
Станислас вскочил на ноги, прижав кулаки к широкой груди. Жюстен инстинктивно отодвинулся: силы у подследственного хватило бы на двоих.
– Тап-Дюр свихнулся, если несет такую чушь! Инспектор, я уверен, что он не может знать Марию. Она не из Феморо, и мы старались не выставлять наши отношения напоказ, из-за детей. Я никак не осмеливался им сказать, что хочу снова жениться.
Жюстен кивнул. Показания поляка совпадали с тем, что говорила Мария Бланшар.
– Мсье Амброжи, знаете, что не дает мне покоя? Тап-Дюр придумывает невесть что, пытаясь объяснить свое вранье относительно Букара, но в одном он прав: вы действительно встречались с женщиной из Ливерньера. Откуда он мог узнать? Может, вы поделились матримониальными планами с кем-то из коллег? Прошу вас, хорошенько подумайте! Быть может, вы упускаете какую-то важную деталь. Сигарету?
– Что? А, это с удовольствием, – пробормотал Амброжи.
– Я купил пачку на площади Наполеона. Шарль Мартино все уши мне прожужжал своими просьбами о куреве.
– Альфред Букар не стал бы ухаживать за такой серьезной женщиной, как Мария, – после паузы заговорил поляк. – Он был бабником, и все это знали, кроме его жены. А может, она просто не хотела ничего замечать.
– Я видел его только мертвым и в ужасном состоянии – лоб разбит, лицо в грязи, – сказал Жюстен. – А еще – на фотографии, какие обычно делают для документов.
– Погодите-ка, инспектор! – воскликнул Станислас. – Кажется, я вспомнил! Это было в воскресенье. Я как раз ехал к Марии – на велосипеде, как обычно. Практически прибыл на место, уже даже видел Марию, которая ждала меня на пороге. И тут навстречу промчался Альфред Букар, тоже на велосипеде. У него были рыболовные снасти, и меня удивило, что они чистые, как новенькие, несмотря на то что он возвращался с рыбалки. По крайней мере, я так подумал, потому что он направлялся в Феморо. Мы помахали друг другу, но ни он, ни я останавливаться не стали. Я тогда еще подумал, что, вероятно, он был с утра в своей хижине на берегу пруда – около речушки Орель, в лесу Буа-дю-Куто.
– Какие подробности, оказывается, можно вспомнить, если постараться! – заметил полицейский. – Откуда вы знаете, что у Букара там хижина?
– Слышал разговор других углекопов в «зале висельников». Букар долго ходил в бригадирах. По субботам он часто приглашал к себе, особенно Жана Розо, нашего славного Пас-Труя.
– Разумеется, никто из углекопов не счел нужным сообщить мне о существовании этой хижины, – рассердился Жюстен.
– А зачем им рассказывать? У многих есть либо хижина, либо мостки на пруду в Феморо. Они проводят там выходные вместе с семьями. Но иностранцы – такие, как я и остальные поляки – остаются для них чужаками. Некоторые привилегии – не для нас.
– Я понимаю. Это прискорбно.
– Глядите-ка, я уже начал жаловаться! Сидение за решеткой не идет мне на пользу. Я все время думаю о сыне, ему без меня плохо. На самом деле у меня есть кое-какие сбережения, и компания предлагала выкупить участок на пруду, и даже не очень дорого, но я сам не захотел.
– Подведем итоги. В тот день Альфред Букар мог сделать выводы насчет вас и Марии, потому что она вас поджидала. Он мог потом поделиться новостью с приятелями, в том числе и с Тап-Дюром, о чем тот впоследствии вспомнил. Нужно будет допросить его перед очной ставкой. Поедете со мной в комиссариат. В фургоне. Капрал с жандармом будут нас сопровождать – таковы правила.
– Инспектор, я бы не хотел встречаться с Мартино. Боюсь, что наброшусь на него с кулаками. Говорить гадости о Марии! Посмотрим, кто крепче бьет, когда я выйду на свободу… или даже раньше.
Жюстен Девер встал.
– Ведите себя как следует, – спокойно сказал он. – Иначе по своей же вине лишитесь шанса на освобождение. Ваш сын держится молодцом, дочка тоже. Подумайте о них!
Через четверть часа полицейский входил в кабинет, который закрепили за ним год назад. Здесь он чувствовал себя, как дома. На столе – небольшая рамка с фотографией матери, на ближайшей к столу стене – присланные ею почтовые открытки с видами Парижа. Таким своеобразным способом она предлагала сыну поскорее вернуться в столицу, как только провинциальная жизнь ему наскучит.
Единственное окно выходило во двор, где росло фиговое дерево. Два металлических шкафчика-картотеки образовывали угол, в котором находился второй стол, поуже, – на нем стояла печатная машинка. Перед ней на табурете сидел Антуан Сарден.
– Привести Шарля Мартино, инспектор? – спросил он. – Он здорово струсил, это видно.
– Нервничает?
– Можно и так сказать.
– Приведите! – распорядился Девер, надеясь, что еще немного – и расследование будет закончено.
– Слушаюсь, шеф… простите, инспектор!
Едва переступив порог, углекоп мрачно посмотрел на полицейского и поднял перед собой руки, скованные наручниками.
– Развлекаетесь? Нравится издеваться над невиновными? – сердито поинтересовался он. – За такое в поселке и пришибить могут…
– Угрожаете? – насмешливо отозвался Жюстен. – Увы, мсье Мартино, развлекаться у меня нет желания. Я бы даже сказал, шутка слишком затянулась. Для вас же будет лучше, если сразу признаетесь в содеянном.
– Вот незадача! Сам-то я ничего не сделал! Меня не было в забое, когда застрелили Букара!
– Только что в Отель-де-Мин вы сказали, что, судя по слухам, у Амброжи имелся пистолет. Я спросил, откуда у вас информация, поскольку мы держали ее в строгом секрете. Однако вы так и не ответили, ну, или по меньшей мере ответ прозвучал неубедительно. Думаю, вы со мной согласитесь. Букара застрелили из Люгера калибра девять на девятнадцать, и он действительно мог принадлежать Амброжи. Мы это узнаем, когда найдем пистолет. Ну, что теперь скажете?
Полицейский сознательно пошел на риск, поскольку Гюстав и Тома Маро могли поделиться сведениями со своим новым бригадиром еще накануне, во время рабочей смены. «Нет, они – люди честные, и после вчерашней беседы обещали молчать», – подбадривал он себя.
– Повторяю: откуда вы узнали, что у Амброжи есть пистолет, именно вы? – спросил он жестко. – Снова из рассказа одной из жертв? От Букара, Пас-Труя или старика Шов-Сури?
– Не помню, – буркнул углекоп, окончательно растерявшись. – Оставьте меня в покое, мне нечего рассказывать. Я вообще тут ни при чем, и ваш базар мне неинтересен!
– Осторожнее, Мартино! Не самая большая радость – несколько лет провести за решеткой за пособничество убийце! – отпустил язвительную ремарку Антуан Сарден.
