– Я вот думала насчет этого уик-энда. Может, нам отменить? Мы должны разобраться в некоторых вещах.
– Что? Не понял!
– Я про отель. Я не хочу туда ехать, – спокойно говорю я.
– Ты шутишь?
Я качаю головой.
– Номер забронирован. При таком коротком сроке отказа я не верну деньги.
Нет, он просто невозможный.
– Ты даже не спросил, почему я не хочу ехать? Сэм, так дальше не может продолжаться!
– Что не может продолжаться? – Он с громким стуком ставит стакан на столик. – Ты про вчерашний вечер?
– Да… нет… я не знаю. Ладно, возможно, ты сказал правду. Это действительно была бравада. Когда мы начали встречаться, ты ничего не знал про мою семью. Теперь знаешь. У меня есть Беллс. А вот я ничего не знаю о твоих родителях. Почему ты не рассказываешь мне про своего отца?
– Мне нечего рассказывать! – раздраженно восклицает он. – Он трудоголик. Я никогда его не видел, и я больше ничего не могу сказать.
Я разочарованно хмурюсь.
– Как ты видишь наше будущее?
– Ой, не надо, Кэти.
– Что у нас впереди? – настаиваю я.
– Я-то думал, что мы прекрасно живем, получаем удовольствие. Оказывается, – он хмыкает, – это впечатление было ложным.
– Мы можем ходить в дорогие рестораны, жить в роскошных отелях, ездить на Рождество в горы. Мы можем делать все это еще год-другой, а что потом? – Я невольно перехожу на крик. – Что потом?
– Господи, мы подождем и посмотрим! – Он вскакивает и поворачивается лицом ко мне. – Почему ты внезапно стала такой неврастеничкой? В чем проблема? Чего ты хочешь? Кольцо на палец?
– Не говори глупости.
– Ну а тогда что? Я думал, что мы счастливы и так.
– Но как насчет будущего?
– Будущее – ерунда. Живи настоящим. Беспокойся о завтрашнем дне, – он помолчал, обдумывая. – О завтрашнем.
– Если мы не подходим друг другу, мы зря тратим время.
Сэм делает вид, что не заметил мою фразу.
– Мы поедем в этот отель, все забронировано, – решительно заявляет он. – Нам нужно побыть вместе. Пожалуйста, я хочу, чтобы ко мне вернулась милая, веселая Кэти! Куда она исчезла?
– Сэм, значит, то, что ты говорил вчера вечером, правда, – убежденно заявляю я. – Ты не мог терпеть Беллс, и эти две недели были для тебя катастрофой.
– Все было не так плохо, верно? По-моему, мы нормально ладили. И вообще, она уже уехала.
– Ты вообще не слышишь моих слов, да?
Сэм смущенно смотрит на меня.
– Что тебе важно в жизни, Сэм?
– Послушай, ты не мой психиатр, черт побери. Ты изменилась. После приезда Беллс все изменилось.
Я киваю, понимая, что он прав.
– Сэм, ты хороший друг, – говорю я, зная, что это не так. Когда мы разбежимся, мне трудно представить себе, что мы с ним встретимся и попьем кофе. О чем мы будем говорить? – У нас были хорошие времена, но…
– Хватит, – обрывает он меня. – О-ох, хватит. – Он вскакивает. – Уходи. – Он проходит мимо меня к двери. – Сегодня ты можешь переночевать, но завтра я не хочу тебя тут видеть. Все кончено.
Я не кричу, не рыдаю. Я испытываю облегчение.
– Сделано и заметано, – спокойно говорю я себе. – Capisce? Понятно? – Я сажусь на диван и смотрю в окно. Сэм не давал мне ничего, и я тоже ничего ему не давала, и это продолжалось слишком долго.
Я набираю номер, и папа немедленно мне отвечает. Они вернутся домой через два дня.
– Беллс сегодня уехала, – сообщаю я.
– Вы хорошо провели время? – спрашивает он с беспокойством.
Я рассказываю ему, как она здесь жила, но слушает он невнимательно, я это чувствую.
– Можно мне поговорить с мамой?
– Кэти, нам некогда.
– Подожди! Как вы там? Я пыталась вчера дозвониться до вас…
– Кэти, я не могу сейчас говорить.
– Что такое?
– Слушай, я позвоню тебе позже. – И он заканчивает разговор.
Я опять набираю номер, но телефон уже выключен.
Я сижу, уставившись на трубку. Ясно, что там у них какие-то проблемы. Но что именно? Почему мы такая несуразная семья?
Почему мы не можем поговорить?
23
1990
– Флетчеры. Пожалуйста, заходите, – сказал регистратор и показал на дверь с табличкой «Семейная поликлиника».
Мама настороженно посмотрела на остальных пациентов, ожидавших с несчастным видом своей очереди, потом поспешно втолкнула нас с Беллс в эту дверь. Запыхавшийся папа присоединился к нам, огорченно бормоча, что он не смог принять на работе своего последнего клиента из-за этой проклятой консультации. Довольной выглядела одна лишь Беллс. Она листала журнал «Woman’s Realm», который взяла со столика в приемной.
И вот мы сидели в кружок в комнате, покрашенной синей краской, позади меня тикали пластиковые часы. Когда мы вошли, стулья уже так и стояли. Я огляделась. Это место напомнило мне больницу. В ней и было что-то больничное, в воздухе пахло дезинфектантами. Почему мы здесь? Ведь я украла всего лишь несколько подводок для глаз и кассеты Адама Анта и А-ха. Они мне даже не нравились, просто полка на «А» была ближе всего к двери, вот и все. Неужели это вправду так плохо?
Мама была напряжена, она сидела нога на ногу, руки сцеплены в замок. Папа непрерывно барабанил по коленям, словно это были тамтамы. Мама наклонилась и шлепнула его по руке: «Перестань». Ни мама, ни папа почти ничего не говорили. Мама забрала меня из школы. Я ушла со сдвоенного урока физики.
Дверь открылась. В комнату, хромая, вошел маленький человечек, такой худой, что его серые брюки держались на блестящем черном ремне. В руке у него была коричневая папка с надписью «Флетчеры». Он пожал руки маме с папой, бегло улыбнулся Беллс и мне.
– Здравствуйте, я Саймон Шеклтон, – представился он. На его запястье были золотые часы; их ремешок тонул в заросли черных волосков. Мне стало любопытно, что же у него с ногой, когда он подвинул стул и присоединился к нашему кружку.
– Что у вас с ногой? – немедленно спросила Беллс. – Вы сломали ее? – Если бы об этом спросила я, меня бы тут же отругали за любопытство.
Он скривил губы и пригладил тонкие темно-русые волосы, падавшие на лоб.
– Мы ведь собрались здесь не для того, чтобы говорить о моей ноге, согласны? – Он улыбнулся маме с папой, и они неловко улыбнулись в ответ. – Я всегда ставлю так стулья. Так все чувствуют себя ближе друг к другу, – сообщил он.
