– Как Талтосы, – промурлыкала Мона и счастливо улыбнулась.
Неустрашимая юность. И конечно же, теперь, в полумраке комнаты, он заметил, как светится ее кожа, обратил внимание на неестественный блеск ее глаз, на копну рыжих волос, обрамлявших сияющее лицо.
Мона не уловила закравшуюся в его душу грусть, поселившуюся там нестерпимую боль. Майкл очень деликатно отпустил Мону, взял один из стульев и подсел к столу. Он склонился вперед и провел руками по волосам.
Квинн занял место напротив и посмотрел на Майкла. Следом подошла Мона. Теперь они были вместе.
Я не отпускал Роуан. Где была моя похоть? Где бурные потоки крови, влекущие за собой страстное желание познать, овладеть, поглотить, претерпеть, умертвить, полюбить? Во мне бушевал шторм. Но я сильный. Это бесспорная истина? Но тому, кого любишь так, как я полюбил Роуан, нельзя причинять боль. Ни при каких обстоятельствах. Горевшее в сердце пламя потухло, его сменили покой и умиротворение, порожденные смиренным осознанием того, что я могу чувствовать это, познать это и сохранить в душе.
Я поднял лицо Роуан, большим пальцем упираясь ей в щеку – сам я не потерпел бы такого прикосновения и потому при малейшем проявлении недовольства со стороны Роуан мгновенно отстранился бы от нее. А она просто смотрела на меня и молчала. Ее плоть доверилась мне, рука, сжимавшая мое плечо, с нежностью обхватила мою шею.
– Значит, у нас, в узком кругу Мэйфейров, – заговорила Роуан поразительно волнующим низким голосом, – появилась еще одна сакральная тайна. Еще один вид бессмертных вошел в нашу семью.
Роуан легко выскользнула от меня, незаметно для остальных поцеловала мою руку и подошла к Майклу. Она положила руки ему на плечи и посмотрела через стол на Мону.
– Я обязательно справлюсь с этим, – продолжила она, – и в случае необходимости буду оберегать… Да, при любых обстоятельствах буду всеми силами охранять эту тайну. Я вернусь в созданный мной мир, который так нуждается во мне.
– Малышка, ты снова с нами, – прошептал Майкл.
Я преклонялся перед этим существом.
И когда наши глаза встретились, я увидел в ее взгляде столько узнавания, сопереживания и понимания, что у меня не нашлось слов, чтобы нарушить воцарившуюся в комнате тишину.
Так рождается поэзия.
«Ты прекрасна, любовь моя, и грозна, как армия под боевыми знаменами. Отведи глаза, твой взгляд порабощает меня, ты таинственный сад, сестра моя, невеста, запертый колодезь, запечатанный источник».
Глава 16
Почему я так ее полюбил? Без сомнения, кто-нибудь прочтет эти страницы и задаст вопрос: «Что в ней такого особенного? Что заставило тебя влюбиться именно в нее? Почему ты, такой притягательный, язвительный и неотразимо очаровательный, влюбился в нее?»
Что я могу ответить? Я не знал, сколько ей лет. Я не могу описать ее. Могу только сказать, что концы ее волос, подстриженных под каре, загибались внутрь, лицо было гладким, годы не оставили на нем ни малейших следов, а фигура – почти мальчишеская.
Но когда ты погружаешься в бурные потоки подобной любви, тебя окружают детали. Сами по себе они ничего не значат. Однако если кто-то считает необходимым описать черты лица женщины, форму ее бровей, осанку, жесты, то, как падают волосы на ее щеки, ширину и звук ее шагов, то есть вероятность, что эти детали значат для него все.
Рядом с огненно-рыжей Моной Роуан была цвета пепла. Нарисованная углем женщина, с холодным проницательным взглядом и такой необъятной душой, что, казалось, она заполняет каждую клетку ее тела и проистекает вовне, в бесконечность. Ее знание мира способно превратить в карлика всякого, кого она встречала или еще встретит на своем пути.
Как непохожа она на других! И как одинока!
Роуан не говорила с людьми свысока. Она просто с ними не общалась. Одному Богу известно, скольких она спасла. И только она одна знала, скольких убила.
В Мэйфейровском медицинском центре Роуан начала воплощать свои мечты в жизнь и превратилась в удивительную машину по непрестанному исцелению людей. Роуан затягивало в мир проектов, для реализации которых у нее имелись солидное состояние, невероятная проницательность, мужество и энергия.
Что могло угрожать такой исключительной личности, которая из собственной трагедии и наследственности смогла выкристаллизовать совершенную цель? Ее рассудок. Время от времени она погружалась в пучину безумия. Упивалась им, как алкоголик спиртным, и бежала от грандиозных замыслов, погружалась в воспоминания, терзалась чувством вины. Здравомыслие и способность соблюдать пропорции исчезали. Она бормотала признания в не просчитанных и наполовину планах побега, благодаря которому она навсегда отгородится от всех возлагаемых на нее надежд.
В тот исключительный момент Роуан воспринимала свой рассудок как Милость, а меня как демона, который вернул ее в это состояние.
Для нее я был связующим звеном между двумя мирами. Подтверждением ее безграничных возможностей.
Дитя Крови.
Ее непреодолимо тянуло ко мне. К вечности, частью которой я был… Каждый раз при встрече со мной она чувствовала это, а теперь, после моего торжественного признания и благодаря своей способности понять и воспринять невероятное, окончательно убедилась в своей правоте.
Она хотела меня всего, без остатка. Это желание проистекало из ее дара и сводило на нет ее любовь к Майклу. Я знал это. Разве могло быть иначе? Но она не собиралась поддаваться этой страсти. А воля? У нее была железная воля. Железную женщину тоже можно нарисовать углем.
Глава 17
– Ты ни с кем не должна делиться этой тайной, – дрожащим голосом попросила Мона, по-прежнему сжимавшая руку Квинна. – Если ты никому не расскажешь обо мне, то позже я смогу с ними общаться. Я имею в виду других членов семьи. Какое-то время я смогу проводить с ними. Квинн общается со всеми, кто живет на ферме Блэквуд. Иногда я буду исчезать. А что ты имела в виду, когда назвала меня Дитя Крови?
Роуан стояла по другую сторону круглого стола и смотрела на Мону. Потом она вдруг решительно сорвала с себя тяжелый бордовый халат и перешагнула через него, словно вышла из разбитой морской раковины. Напряженная фигура в белой ночной сорочке без рукавов.
– Пойдемте отсюда, – негромко, но уверенно сказала она и слегка склонила голову. – Идем туда, где были захоронены другие. Там сейчас Стирлинг. Мне всегда нравилось это место. Продолжим разговор в саду.
Роуан отошла от стола, подол ее сорочки касался пола, и только тогда я заметил, что она босая.
Майкл поднялся из-за стола и последовал за женой. Мне показалось, что он избегает смотреть на нас. Догнав Роуан, он обнял ее за плечи.
Мона устремилась за ними.
Мы прошли через классическую комнату дворецкого, с застекленными шкафами, забитыми ярким китайским фарфором. Потом миновали вполне современную кухню, вышли через застекленные створчатые двери на крашеное деревянное крыльцо и спустились в мощенный каменными плитами внутренний двор.
