– Майкл и Роуан отлично хранят целый клубок жутких секретов, – сказал я. – Они в состоянии сохранить еще несколько. А ни о чем не подозревающие Мэйфейры получат свою Мону, ей не придется жить «в тени». Она будет существовать, как ты, Квинн, вот и все.
Квинн некоторое время молча, с уважением разглядывал меня, а потом спросил:
– Ты влюбился в Роуан?
– Каков бы ни был ответ, это не имеет значения, – парировал я.
Мона встрепенулась, щеки ее залил яркий румянец, глаза засверкали.
Напряженный, мучительный момент. И почему моя душа не зачерствела, не покрывалась коростой после каждого убийства? Я не менее чувствителен, чем любой смертный.
– Мы отправляемся спасать Роуан, – сказал я. – Квинн, будь добр, вызови машину.
Я оставил их на диване, а сам вышел на балкон. Ветер усиливался. Банановые деревья раскачивались на фоне кирпичной стены. Я видел белые бутоны роз в темноте. Запретный огонь горел в моей душе.
– Роза Шарона
[12], лилия долин, – шептал я, – ты прекрасна, любовь моя, в тебе нет изъяна.
С каким благоговением подхватывал ветер эти странные слова.
Я бы предпочел длинный путь – с удовольствием прошелся бы по узким и широким улицам, послушал рев и металлический лязг трамваев на Каронделет-стрит, полюбовался дубами на Сент-Чарльз-авеню, пышными цветами Садового квартала, влажным мхом на кирпичных стенах.
Но времени на это не было, я мог лишь мысленно совершить подобную прогулку. Сердце тяжело бухало в груди. А Квинн в своем сердце осуждал движения моей души.
– Знаешь, – сказала Мона, когда мы ждали на тротуаре машину, – я два года не видела дом на Первой улице. Когда за мной приехала «скорая», я подумала, что, как обычно, вернусь через неделю или через две. Хм. Интересно, бродит ли там сейчас по комнатам дядя Джулиен?
«Нет, дорогая», – мысленно ответил я, но вслух ничего не сказал.
Призрак с подмоченной репутацией стоял в тени закрытого на ночь магазина на противоположной стороне улицы и злобно пялил на меня глаза.
«Пошел к черту!» – огрызнулся я.
Но он вполне мог последовать за нами.
Глава 15
Любовь. Что знает один о любви другого? Чем сильнее любишь, тем явственнее ощущаешь опустошение, вызванное утратой любви, тем старательнее хранишь молчание перед лицом чужой сердечной привязанности.
Итак, дом, который Квинн описал годами ранее, когда летним днем навещал свою возлюбленную Мону. Черная ограда с прильнувшим к ней траурным миртом и два дуба – вечные стражи дома, взламывающие корнями каменные плиты.
Белые колонны на первом и втором этажах, боковая дверь, ведущая в холл, высокие окна, кресла-качалки на веранде, увитые цветущими гирляндами лиан чугунные перила. И обширный двор, пустой и длинный, уходящий в сокровенную тьму. В тот купавшийся в лучах солнца день дядя Джулиен завлек юного Квинна, поведал ему о текущей в его жилах крови Мэйфейров и категорически запретил жениться на Моне. Некоторые призраки никогда не сдаются! Краем глаза я заметил отблески света на поверхности бассейна. Кто знает, что еще скрывается там, в темноте. Захоронения таинственных Талтосов?
Когда доверчивый Майкл с радостной улыбкой провел нас в гостиную, я сразу почуял предательский запах. Чужеродные особи! Запах был слабый, но устойчивый. Мона тоже его учуяла и быстро, как это делают, принюхиваясь, вампиры, сморщила нос.
Вот так комната.
Над двумя каминами-близнецами из белого мрамора устремляются к потолку зеркала. Зеркала в противоположных концах погруженной в полумрак, уставленной канделябрами гостиной удлиняют ее до бесконечности. Обюссонские
[13] гобелены, конечно же, ручной работы, изысканная мебель. Диваны и стулья под центральной аркой, черный рояль «Бёзендорфер»
[14], покрытый тонкой вуалью пыли. Портреты предков на стенах. Кем иначе может быть вон та рослая женщина с черными волосами в великолепном платье для верховой езды? А человек напротив нее – сверкающие глаза и незабываемая улыбка – угадайте, кто? Конечно, монсеньор Джулиен Мэйфейр. И часы в высоком футляре, созданные мастерами Германии, преданно тикают и раскачивают маятник.
Кругом шорохи, будто в доме полно призраков. Уголком глаза замечаю исполненного ненависти Джулиена. Но не я, а Майкл повернулся в его сторону. Джулиен стоит уже в другом месте. Шорох тафты, словно подол старинного платья волочится по полу. Майкл снова обернулся.
– Где они? – прошептал он.
– Мы им не нравимся, – сказал я.
– Не им решать! – зло сказал Майкл.
Впервые я наблюдал в нем эмоциональную реакцию подобного рода. Однако мимолетная вспышка тут же погасла.
– Им? – спросила Мона. – О ком вы?
Она сбросила наложенное на нее проклятие. Глаза возбужденно заблестели. Жила здесь, любила этот дом, ее вырвали отсюда, лишилась всего, смерть дышала в затылок, убежала домой, соприкосновение…
Нужно ли мне проникать в сознание Моны, чтобы понять ее состояние? Нет. Я прочитал все это в глазах Квинна, а он, рожденный в большом особняке, чувствовал себя в доме на Первой улице удивительно комфортно, несмотря на боязнь лишиться любви клана Мэйфейр. Его родня надвигалась на нас, словно бы спускалась по извилистой горной дороге с горящими факелами в руках – совсем как во второсортных голливудских фильмах.
Майкл внимательно смотрел на меня своими синими глазами. Измученный до предела, он тем не менее обладал невероятной силой. Он гордился своим домом и тихо радовался, наблюдая за моей реакцией на окружающую обстановку.
– Я здесь все оштукатурил, покрасил, сделал новую проводку, отциклевал, покрыл лаком полы, – вполголоса бормотал Майкл. – Научился всему этому на Западе. Все время, что я там жил, я никогда не забывал этот дом. Еще мальчишкой часто проходил мимо. Всегда его вспоминал и, конечно, никогда и не мечтал, что когда-нибудь стану в нем хозяином. – Он усмехнулся. – Если только у этого дома может быть хозяин. Уже в течение очень долгого времени в этом доме властвует хозяйка, иногда даже две… – Майкл сбился с мысли. – Идемте, я покажу вам библиотеку.
