На площадку выскочил Громбакх. Охотник бросил мертвого наемника, из спины которого торчали стрелы, на ближнего арбалетчика. Подбежав к нему, ударил древком топора в голову, тут же свободной рукой схватил за ворот, резко дернул к себе, развернулся, и стрела, пущенная вторым арбалетчиком, угодила первому в поясницу. Громбакх хотел использовать раненого вместо нового щита, но тот кричал, извивался, дергался. Второй наемник торопливо вставил ногу в стремя арбалета и натягивал тетиву. Сбивался из-за спешки. Пот разъедал глаза. Зрение помутнело. Короткий свист. Арбалетный болт, пущенный Тенуином с первого этажа, угодил ему в плечо. Тупой, болезненный удар, будто по нему стукнули молотом. Глухая пульсация. Кровь. Несмотря ни на что, продолжал неверной рукой заправлять стрелу. Стрела соскочила и упала на пол. Потянулся за новой. Перед ним уже стоял Громбакх. Арбалетчик застыл. Увидел покрытое шрамами, щетинистое лицо с темно-фиолетовыми губами. Почувствовал, как его приподнимают за грудки. Страх разрывал тело острой пульсацией. Потом в неожиданной легкости перед глазами мелькнули парапет, потолок и окна парадного зала. Тяжелый удар. Привкус крови и костной крошки на языке. Арбалетчик, замерев, ошалело смотрел на беглецов. Он лежал на мозаичном полу первого этажа и боялся пошевелиться.
Зельгард, увидев, как охотник сбросил наемника, как поднял топор и пошел навстречу двум стражникам, вздохнул. Он не собирался участвовать в этом безумии. Поднял самострел, прицелился, но отчего-то так и не выстрелил. Развернувшись, заторопился в коридор, по которому можно было выйти в южную часть дома.
– Значит, рискнем, – прошептал он. – Каждый сам за себя. Если не успеешь, сам виноват. А я рискну.
Громбакх увидел, что из зала выбегают еще трое наемников. Решил, что пора отступать. Почти все фаиты успели покинуть дом. Больше не было смысла тут задерживаться. Охотник, не оглядываясь, бросился вниз по лестнице.
Двойники падали без сил. Те, кто еще мог двигаться, пробивались сквозь темноту ночи, давили цветы, огибали статуи, капители и прочие каменные изваяния.
Швик потерял из виду Шверка и оказался чуть в стороне от других фаитов. На него напал наемник – из тех, что не решался помешать толпе, но отлавливал всех одиночек. Портной едва успел выставить меч, который подобрал еще в доме. Наемник был выше и сильнее. От каждого удара руки Швика вздрагивали, в плечи била боль. Наемник напирал, однако портной успел выскользнуть в сторону, наугад плашмя ударил по шлему и бросился прочь. Далеко не убежал. Наемник нагнал его, подсек правую ногу. Усмехнулся, услышав, как Швик заскулил от боли. Приблизился. Посмотрел по сторонам. На выручку к лежавшему фаиту никто не бежал, и он решил не торопиться. Вонзил меч в плечо, резко отвел его в сторону, наслаждаясь тем, как кричит, извивается «мерзость». Поставив ногу на грудь фаиту, выдернул меч. Помедлил в сомнении. Наконец ударил по голове. Убедился, что портной не шевелится, и вновь спрятался в тени, надеясь подкараулить кого-нибудь еще.
Большинство двойников бежали к улице. Там уже суетились гвардейцы. Взламывали ворота, освобождая проезд для всадников. Тирхствин сдержал обещание. Он и сам возвышался в седле. Вглядывался в сумрак, стараясь понять, что именно происходит во дворе.
Некоторые фаиты испугались гвардейцев. Подумали, что это ловушка, и предпочли бежать к туману. Там они сбились в небольшой отряд. Решили первым делом уйти как можно дальше от квартала Каменщиков. Шли прихрамывая, тяжело дыша и часто останавливались. Войдя во мглу, чуть оживились. Их было не меньше двадцати человек, но купол над ними собрался слабый, едва приметный.
Фаиты, не разбирая пути, шли вперед. Нужно было скорее выбраться со двора. Наткнулись на людей и остановились. Подошли ближе. Увидели меня и Миалинту. Мы с обнаженными клинками стояли над Орином. Тот лежал на земле. Из его правой ноги сочилась кровь. Каменщик только что вырвал из бедра нож. Скалился, говорил сиплым басом. На двойников не обратил внимания. Смотрел только на меня. Когда нас накрыл, пусть слабый, но все-таки ощутимый купол ясности, его слова загремели во всю силу.
– Эрин? Эрин?! – кричал он. – Плевал я на этого сопляка! Мне нужен был ты! Только ты!
– Я?
– Да, хангол, и не строй удивленную рожу, будто не понимаешь. Я думал, ты сам уже ушел, не дожидаясь, пока город станет сумеречным, а теперь ты здесь… Зачем ты вернулся? Ведь ты… ты был на тропе…
Я с удивлением посмотрел на Миалинту. Она, нахмурившись, пожала плечами. Сжимала в руке конру и была готова в любой момент прекратить этот разговор ударом, но я попросил ее не торопиться.
– Ты обманул меня… Обманул! Сам показал дорогу, а теперь… Что тебе нужно?
Казалось, что Орин бредит. Волосы на голове и борода, прежде стянутые в тугие пучки, разметались, взъерошились, перепачкались в крови и грязи.
– Я тебя не понимаю.
– Конечно… Явился ко мне со своей металлической рукой… Рассказал про туман, а теперь не понимаешь? Что ты на самом деле задумал? Зачем?!
Я вздрогнул. Вспомнил, как в видениях – там, в землянке Мурдвина – моя кисть покрывалась таким же металлом, из которого был сделан браслет.
«Явился ко мне со своей металлической рукой».
«Ты и сам многих обманул и еще обманешь. Взять того же каменщика».
«Мы все знаем, какой выбор ты сделаешь».
– Отпустите меня! – В голосе Орина прозвучало отчаяние. – Просто дайте уйти.
Я только сейчас догадался, что каменщик хотел добраться до конюшни. Она была совсем близко. Во мгле просматривалась ее стена.
– Не терпится скорее забраться на трон наместника? – без улыбки, сухо спросила Миалинта.
– Что? – Орин поморщился. – Что?! Ах ты погань! Да что ты понимаешь! Сдался мне твой наместник, и этот город, и все его жители…
– Если так, зачем скупал дома, поля, подворья? – Миалинта усмехнулась. – Зачем устроил этот цирк с убежищем в кузнях? Зачем?! Хотел в последний момент сам спасти город и обвинить отца…
– Дура! Дрянь! Погань! – Орин кричал с такой злобой, что его лицо стало бордовым от натуги. С губ срывалась густая слюна. – Сгнобила себя, а теперь… Да вся власть, все богатство здесь – все это ничтожно в сравнении с тем, что нас ждет там… А ты! Мерзость! Ты не вернешься. Для тебя все кончено. Куда лезешь? Ты не понимаешь… Отчаяние, страх, паника. Они усиливают туман. Что тут непонятного? А эти скоты только и рады паниковать…
– Ты все это делал, чтобы город стал сумеречным? – удивился я.
– Как ты и советовал. – Орин улыбнулся дрожащими губами.
Его глаза блестели безумием. Теперь в этом не было никаких сомнений.
– Что тебе нужно? – спросила Миалинта.
– Просто уйти.
– Куда?
– Куда?! Спроси его! – Орин указал на меня и тут же добавил: – В туман, куда же еще.
– В туман?
