Чуть сгорбился и по-паучьи медленно, неуклюже попятился вдоль стены. Боялся, что я на него нападу. Это было безумием. Однако, настороженный его страхом, я лишь крепче сжал рукоятку меча.
– Ведь вы даже не знаете, зачем я здесь! – В движениях Теора была заметна слабость. Должно быть, сказывался хмель. – Не торопитесь. Не мешайте мне, и нам всем будет лучше.
Я не мог отвести взгляда от его волос, чистым золотом спускавшихся на плечи и сиявших при свете ратуши.
– Неловко получилось. Но то, что задумали эти господа, – самоубийство. Я знаю, что делать. Комендант прав. Нужно довериться ему. Это наш единственный шанс пройти через туман. А мне очень-очень нужно вернуться! Мой брат… Уже два месяца…
Заинтересованный словами Теора, я сделал несколько шагов в его сторону, надеясь, что в хмельной расслабленности тот сболтнет что-то важное, нечто такое, что поможет мне выбраться из Багульдина.
Теор неуверенным движением отстегнул от пояса боевой кнут. Вскинул его, и на конце развернувшегося кнута раскрылся пучок упругих отростков; на каждом из них поблескивала тонкая полоска лезвия, они с едва различимым щелчком опустились на брусчатку.
«Хлястник», – с удивлением подумал я. Редкое оружие, требующее в обращении исключительной ловкости, а при должных навыках – смертоносное.
Я неторопливо обнажил меч. Теор был в пятнадцати шагах от меня. Слишком большое расстояние для неожиданной атаки. Впрочем, хмельная вялость его движений могла быть притворной.
«Но ведь он думает, что это я нападу. Чего он боится? Что здесь вообще происходит?»
Теор по-прежнему шел боком. Неотрывно смотрел на меня. Лезвия хлястника, глухо позвякивая, волочились за ним по брусчатке.
Ему оставалось сделать не больше десяти шагов до проулка.
– Постойте, – сказал я. – Что вы знаете о тумане? В чем прав комендант?
– Я не самоубийца, – невпопад проговорил Теор. – Но должен это сделать.
Краем глаза я заметил, как в дверях таверны мелькнула тень.
Резко поднял меч. Обхватил его двумя руками и занял исходную позицию для отражения атаки. Но тень скользила не в мою сторону.
– Нет! – вскрикнул Теор.
Я с ужасом заметил, что в окна таверны смотрят люди. Они приникли к мутному хрусталину, наблюдали за мной, за Теором и за Тенуином. Чего-то ждали.
В том, что именно следопыт выскочил из таверны, я уже не сомневался. Его бурнус был в боевой готовности: ремни на груди и талии – затянуты, рукава – задраны до локтей и подвязаны, капюшон – накинут на лицо и закреплен так, что превратился в маску, а бикуляры, прежде скрытые в складках плотной ткани, ровно прижаты к глазам.
– Не делайте этого. Вы нас всех погубите…
Теор не успел договорить.
Следопыт остановился. Вытянул правую руку, обхватил ее предплечье левой рукой.
Тонкий свист рассек воздух.
Наручный арбалет.
Хлястник выпал на брусчатку. Теор схватился за шею. Сквозь пальцы потекла кровь.
Он силился что-то сказать, но только хрипел, а между губ растягивались кровавые пленки. Все лица в хрусталиновых окнах повернулись в его сторону.
Я дернулся вперед, но тут же замер. Понял, что Теору уже не помочь. Встал боком – так, чтобы следопыту было сложнее в меня попасть. Я отчего-то был уверен, что сражения не избежать. Еще один выстрел – и можно нападать. Не ждать, пока он затянет в арбалет новый болт.
Пятнадцать шагов. С такого расстояния Тенуин не промахнется. Я сделал несколько шагов назад.
Все разбилось на множество отдельных, быстро сменяющих друг друга, но при этом застывших мгновений. Их торопливо отсчитывало сердце, в его биении передо мной мерцали однообразные картинки.
Нужно было надеть нагрудник.
«Если нападет не сразу, успею спрятаться за статуей».
Следопыт ослабил крепления на капюшоне и поднял его на макушку – в привычное положение. Он и не думал на меня нападать.
Лица в окнах таверны исчезли. Никого уже не интересовало то, что будет дальше.
– Он мог все испортить, – спокойно промолвил Тенуин. – Он бы и сам себя убил, но слишком много выпил.
Я промолчал в ответ и сделал еще несколько шагов назад.
– А свой меч прибереги для себя. Если не сможешь отпустить, убивай сразу. Поначалу они всегда слабые.
Следопыт подошел к двери в таверну. Помедлив, обернулся и добавил:
– Но лучше отпусти. Не думаю, что они виноваты в тумане. Скорее, наоборот.
Тенуин ушел, а я все никак не опускал меч. Стоял на месте и только смотрел в мутные окна таверны.
«Что все это значит? Все эти люди… Они сошли с ума. Другого объяснения не может быть. Мгла…» – это был единственный вывод, который я смог сделать. Испугался, что и сам могу лишиться рассудка. Нужно было бежать из города, пока и меня не накрыло. Лучше рискнуть и отправиться в туман, чем сидеть тут и покорно ждать безумия.
«Ты точно не видел меня?.. Может, мы с тобой по пути пересеклись? Странно. Куда же я подевался?..»
«Ты не человек. И я слишком тебя люблю, чтобы позволить такой мерзости разгуливать по городу и называть себя моей женой».
«Ты ведь знаешь, что я буду приходить вновь и вновь. Вновь и вновь… Потому что презираю тебя».
«Он бы и сам себя убил, но слишком много выпил».
В памяти разом заговорили привратник восточных ворот, Зельгард, его жена, следопыт. Я чувствовал, что их слова как-то связаны, но не понимал, как именно. Всеобщее наваждение. Но в этом помешательстве была какая-то логичная связь, последовательность.
«Это мерзость. Это болезнь. Это обман».
«Свой меч прибереги для себя… убивай сразу. Поначалу они слабые».
Растерянный, я медленно подошел к убитому Теору.
Если туман в самом деле только впускает в город, а наружу уже никого не выпускает, то Багульдин стал для меня ловушкой. Тупик. И все это, когда цель так близка.
Я не убирал меч, будто Теор, лежавший в тени подворья, еще мог ударить меня хлястником. Склонился над ним. Пригляделся – и отскочил на несколько шагов.
Гулкие, тяжелые удары сердца.
Крепче сдавил рукоятку меча. До боли расширил глаза, боялся, что иначе они меня обманут. «Что…» Стало зябко. Будто кто-то надавил мне на грудь морозными ладонями. Должно быть, так чувствовал себя Громбакх, когда тени Мертвых лесов пытались заарканить, разорвать его собственную тень. Теор… Его тело пропало. На том месте, где он упал, зажимая пробитое горло, была только одежда. Черный дорожный костюм с высоким воротом. Кожаные баерки. Плетеный пояс. Ни крови, ни плоти. Ничего. Лишь влажная, словно покрытая росой одежда.
