Около полудня она устроила для себя короткий обеденный перерыв, сказав Марии, что никакая помощь ей не требуется, нужны лишь конверты да человек, который отопрет сейф и при необходимости сбегает в банк или на почту за мелочью. К четырем часам все было подсчитано и деньги разложены по конвертам. Эйлиш поместила в конверты и листки с расчетами, сняв с каждого копию для офисного архива.
Именно о такой работе она мечтала, стоя в торговом зале «Барточчис», объясняя покупательницам, что «Сепия» и «Кофе» больше идут к светлой коже, а «Красная лиса» к темной, и поглядывая на входивших в зал и покидавших его служащих офиса, – мечтала, слушая лекции и готовясь к экзаменам в Бруклинском колледже. Она понимала, что, когда они с Тони поженятся по-настоящему, ей придется сидеть дома, заниматься уборкой, готовить еду, ходить за покупками, а потом появятся дети, нужно будет и за ними присматривать. Она не говорила Тони о своем желании продолжать работать, пусть даже не полный день, может быть, вести на дому учет доходов и расходов для кого-то, кто нуждается в бухгалтере. В «Барточчис» она не думала, что среди сотрудниц его офиса есть замужние женщины. Под конец рабочего дня в офисе «Дэвиса» Эйлиш пришло в голову, что она могла бы вести бухгалтерские дела компании, которую собираются основать Тони и его братья. А размышляя об этом, сообразила, что не написала ему нынче утром, и дала себе слово непременно сделать это вечером.
Воскресенье тоже выдалось погожим, сразу после ленча у дома Эйлиш на Фрайэри-стрит остановилась машина с Джорджем, Нэнси и Джимом. Джим, пока она усаживалась, придерживал заднюю дверцу машины. На нем была белая рубашка с засученными рукавами; Эйлиш отметила черные волоски на руках, белизну кожи. Волосы Джим напомадил – он явно потрудился над своим внешним видом, подумала Эйлиш. Пока они выезжали из города, Джим негромко рассказывал о том, что происходило прошлым вечером в пабе, говорил, как ему повезло, что родители хоть и передали паб ему, все еще готовы работать там, когда он хочет отлучиться.
Джордж сказал, что в Карракло может быть слишком людно, он думает, что лучше поехать в Куш-Гэп и там спуститься на берег с обрыва. Когда Эйлиш, Роуз и мальчики были детьми, родители возили их туда, но с тех пор она там не бывала, да и не вспоминала об этих местах. А когда машина проезжала через деревушку Блэкуотер, Эйлиш увидела памятные ей дома – паб миссис Дэвис, лавку Джима О’Нейлла – и собралась было указать на них своим спутникам. Но воздержалась. Не хотелось ей выглядеть возвратившейся после долгой отлучки домой. К тому же, подумала Эйлиш, она-то, может быть, больше и не увидит этих домиков в солнечное воскресенье вроде сегодняшнего, но для других они ничего не значат – просто дома, которые попались им на глаза лишь потому, что Джордж решил поехать в место потише.
Эйлиш была уверена: стоит ей начать делиться воспоминаниями об этих местах – и спутники ее решат, что она пытается подчеркнуть разницу между ними и собой. И потому, пока машина поднималась по холму к повороту на Балликоннигар, просто впитывала в себя облик каждого дома, вспоминая прогулки с Джеком до деревни, день, когда к ним приехали погостить их кузены Дойли. Все это заставило ее примолкнуть, почувствовать отрешенность от простой, спокойной атмосферы уюта и веселости, установившейся в машине, которая меж тем уже свернула налево и покатила по узкому песчаному проселку к Кушу.
Затем Джордж с Нэнси направились к обрыву, а Джим и Эйлиш последовали за ними. Джим нес свое полотенце и плавки плюс сумку с купальником и полотенцем Эйлиш. Где-то на середине улочки они остановились у дома Калленсов, перед которым сидел в соломенной шляпе старый учитель Джима мистер Редмонд, по-видимому проводивший здесь отпуск.
– Такого лета нам может больше и не выпасть, сэр, – сказал Джим.
– Значит, нужно взять от этого все лучшее, что оно способно дать, – ответил мистер Редмонд, не очень разборчиво, заметила Эйлиш, произнося слова.
Они пошли дальше, и Джим негромко сказал, что мистер Редмонд – единственный учитель, какой ему когда-либо нравился, так жаль, что он перенес удар.
– А что его сын? – спросила Эйлиш.
– Эймон? Надо полагать, учится где-то. Обычное его занятие.
Дойдя до конца улочки и заглянув за ограду обрыва, они увидели спокойное, почти гладкое море. Песок у кромки воды был темно-желтым. Вереница морских птиц низко летела над волнами, которые, казалось, и не вздымались, прежде чем мирно, почти бесшумно пасть на берег. Легкая дымка скрывала линию горизонта, отделявшую море от неба, но само небо было ясным, синим.
Джордж сбежал по расщелине в обрыве на песчаный берег, Нэнси последовала за ним, и он поймал ее в объятия. Потом сбежал Джим и также поймал Эйлиш, и его объятие показалось ей слишком крепким, впрочем, Джим вроде бы не придал ему никакого значения – обнял и обнял, обычное дело. Тем не менее при мысли о Тони, который увидел бы ее сейчас, Эйлиш пробила дрожь.
Они расстелили на песке два коврика, Джим снял туфли и носки и направился к воде, проверить, какова она, а вернувшись, сообщил – почти теплая, гораздо лучше, чем в прошлый раз, он, пожалуй, переоденется и поплавает. Джордж сказал, что составит ему компанию. Они уговорились: кто войдет в воду последним, заплатит за общий обед. Нэнси и Эйлиш надели купальники, но остались сидеть на ковриках.
– Они иногда ведут себя как малые дети, – сказала Нэнси, глядя на резвившихся в море Джима и Джорджа. – Дай им мячик, так они с ним целый час проиграют.
– Куда подевалась Аннетт? – спросила Эйлиш.
– Я знала, если сказать тебе в четверг, что с нами будет Джим, ты не поедешь, и только со мной и Джорджем тоже не поедешь, ну и придумала насчет Аннетт. Это была ложь во спасение, – ответила Нэнси.
– А что вдруг случилось с манерами Джима?
– Он плохо ведет себя, лишь когда нервничает, – сказала Нэнси. – Не нарочно. Вообще-то он человек очень мягкий. А кроме того, ты ему нравишься.
– Это с каких же пор?
– С прошлого воскресенья, он тогда увидел тебя с матерью на одиннадцатичасовой мессе.
– Ты не окажешь мне услугу, Нэнси?
– Какую?
– Сбегай к воде и скажи Джиму, чтобы он запрыгнул сам на себя с разбега.
Обе рассмеялись и повалились на коврики.
– У тебя к свадьбе все готово? – спросила Эйлиш. Слушать о Джиме Фаррелле и дальше ей не хотелось.
– Все, за исключением моей будущей свекрови, которая каждый день извещает нас о новом своем желании или нежелании. Мама считает ее жуткой старой позершей.
– Но она же такая и есть, верно?
– Я из нее эту дурь выбью, – сказала Нэнси. – Дождусь свадьбы, а там и займусь.
Джордж с Джимом вернулись, все четверо пошли прогуляться по берегу – мужчины поначалу бегом, чтобы обсохнуть. Эйлиш удивляло, насколько тесны и тонки их плавки. Ни один американец, думала она, не показался бы в таких на пляже. Да на Кони-Айленде не нашлось бы и пары мужчин, способных двигаться с такой раскованной простотой, словно забыв о двух женщинах, которые наблюдают за ними, неуклюже скачущими по плотному песку у самой воды.
