– Ни одной.
– Так откуда же вы?
– Я-то из Бруклина, – ответил он, – а вот мама с папой – из Италии.
– И что же вы делали…
– Я понимаю, – прервал ее Тони. – Я услышал об ирландских танцах и надумал пойти посмотреть, и мне понравилось.
– В Италии нет своих танцев?
– Я знал, что вы зададите этот вопрос.
– Уверена, они прекрасны.
– Я могу сводить вас туда как-нибудь вечером, но должен предупредить, там все ведут себя как итальянцы.
– Это хорошо или плохо?
– Не знаю, наверное, плохо, потому что, будь это хорошо, я отправился бы туда и сейчас не провожал вас домой.
Они двинулись дальше и промолчали до самого дома миссис Кео.
– Можно мне на следующей неделе зайти за вами? Мы могли бы сначала где-нибудь перекусить.
Эйлиш понимала – это предложение означает, что она сможет ходить на танцы без оглядки на чувства и мнения своих соседок. Даже на взгляд миссис Кео, подумала Эйлиш, это дало бы ей основательную причину не брать с собой Долорес.
На следующей неделе, направляясь из «Барточчис» в Бруклинский колледж, Эйлиш забывала о своих ожиданиях; иногда ей удавалось даже уверить себя, что думает она лишь о родном доме, о картинах домашней жизни, но после, словно резко очнувшись, понимала: нет, голову ее наполняет пятничный вечер, мужчина, с которым она познакомилась, с которым будет танцевать в приходском зале, зная, что под конец он проводит ее до дома миссис Кео. Мыслей о прежнем своем доме она сторонилась, подпуская их к себе, только когда писала или читала письма или пробуждалась от сна, в котором видела мать, либо отца, либо Роуз, либо их комнаты на Фрайэри-стрит, либо улицы родного города. Ей казалось странным, что простое предчувствие чего-то способно внушать мысль, будто она предвкушает свидание с родиной.
История о том, как Эйлиш оставила Долорес с носом, которую рассказала субботним утром Патти, привела к тому, что все опять стали разговаривать с ней, включая и саму Долорес, считавшую поступок Эйлиш в высшей степени оправданным – ведь она сделала это заради знакомства с мужчиной. В благодарность за такую свою рассудительность Долорес желала лишь одного – побольше узнать о кавалере Эйлиш. Как его, к примеру, зовут, чем он занимается, собирается ли Эйлиш встретиться с ним снова. Прочие обитательницы дома миссис Кео также рассмотрели Тони самым тщательным образом и нашли, по их словам, симпатичным, правда, мисс Мак-Адам предпочла бы, чтобы он был повыше, а Патти не понравилась его обувь. Все девушки полагали, что он ирландец – ну хотя бы по одному из родителей, – и упрашивали Эйлиш рассказать о нем, о словах, которыми он пригласил ее на второй танец, интересовались, пойдет ли она танцевать в следующую пятницу и рассчитывает ли увидеть его.
В четверг вечером она поднялась в кухню, чтобы заварить себе чаю, и застала там миссис Кео.
– Все в доме какие-то взбаламученные, – сказала та. – А у этой Дианы, да поможет ей Бог, такой кошмарный голос. Если она завизжит еще раз, я вызову доктора или ветеринара, пусть ей дадут успокоительного.
– Это на них предстоящие танцы так действуют, – сухо ответила Эйлиш.
– Что же, надо будет попросить отца Флуда прочесть проповедь о вреде взбалмошности, – сказала миссис Кео. – И может быть, ему стоит упомянуть в ней еще кое о чем.
И с этим миссис Кео покинула кухню.
В пятницу, в половине девятого вечера, Тони позвонил у парадной двери еще до того, как Эйлиш успела выскочить из своей комнаты и предупредить его о грозящей ему опасности, в итоге дверь открыла миссис Кео. Ко времени, когда до двери добралась и Эйлиш, миссис Кео успела, как рассказал впоследствии Тони, задать ему несколько вопросов – о его полном имени, адресе и профессии.
– Она назвала это так, – сказал он. – Моя профессия. – Он улыбался – похоже, ничего более забавного в его жизни не случалось. – Это ваша мамочка? – спросил он.
– Я же говорила, что моя мамочка, как вы ее называете, живет в Ирландии.
– Говорили, но эта женщина вела себя так, точно вы принадлежите ей.
– Это моя домовладелица.
– Правильная леди. Леди с кучей вопросов.
– А кстати, каково ваше полное имя?
– То, которое я назвал вашей мамочке?
– Она мне не мамочка.
– Или вам нужно настоящее?
– Да, мне нужно настоящее.
– Мое настоящее имя – Антонио Джузеппе Фиорелло.
– А моей хозяйке вы какое назвали?
– Ей я сказал, что меня зовут Тони Мак-Грат. Со мной работает парень по имени Билло МакГрат.
– О господи. И что вы сказали ей о вашей профессии?
– Настоящей?
– Если вы не будете отвечать мне по-человечески…
– Сказал, что я водопроводчик, поскольку так оно и есть.
– Тони?
– Да.
– В дальнейшем, если, конечно, я разрешу вам заходить за мной снова, вы будете тихо подкрадываться к цокольной двери.
– И ни с кем не разговаривать?
– Вот именно.
– Годится.
Тони повел ее в закусочную, они поужинали, затем прошлись до танцевального зала. Эйлиш рассказала ему о соседках, о работе в «Барточчис». Тони в свой черед рассказал, что он – старший из четырех братьев и все еще живет вместе с родителями в Бенсонхерсте.
– Мама взяла с меня обещание поменьше смеяться и шутить, – сообщил он. – Говорит, ирландские девушки не то что итальянские. Серьезные.
– Вы рассказали вашей маме о знакомстве со мной?
– Нет. Мой брат догадался, что я познакомился с девушкой, и доложил ей. Думаю, они все догадались. Наверное, я слишком часто улыбался. Пришлось сказать, что девушка ирландская, не то они подумали бы, что вы из какой-то знакомой им семьи.
Разобраться в Тони Эйлиш так и не смогла. Под конец вечера, когда он провожал ее до дома, Эйлиш знала лишь, что ей нравится танцевать, прижавшись к нему, что с ним весело. Однако не удивилась бы, окажись все рассказанное им неправдой, просто шуткой, в которую Тони обращал очень многое, а вернее, практически все, решила она в последующие дни, перебирая его рассказы.
В доме только и разговоров было, что о ее кавалере-водопроводчике. Она объяснила девушкам, когда миссис Кео вышла из кухни, а Патти с Дианой взялись строить догадки насчет того, почему никто из их друзей никогда прежде его не видел, что Тони итальянец, а не ирландец. На танцах Эйлиш нарочно не стала знакомить его с кем-либо из них и теперь, как только начался этот разговор, пожалела и об этом, и о том, что ничего про него не рассказывала.
– Надеюсь, итальянцы в наш танцевальный зал валом не повалят, – сказала мисс Мак-Адам.
