Следует также остановиться на чрезвычайно смелой композиции романа. Книга построена по принципу русской матрешки: сначала предисловие «издателя» и очевидца событий; затем — «записные книжки» Гарри Галлера, в которых обнаруживается еще одна книга — загадочный «Трактат о степном волке»… Честно говоря, вторая часть романа, с ее почти психоделическим бредом, предвестником 1970-х, нравится мне меньше: Гарри беседует с Гёте (критикуя «фальшь» его творчества), с Моцартом и т. д. Мой беарнский здравый смысл шепчет мне, что тут перебор с магией.
«Степной волк» был запрещен нацистскими властями, что представляется довольно странным, потому что Гарри по-своему предчувствует, что мир стоит на пороге новой катастрофы. Автор многократно подчеркивает тот факт, что его герой «зажат между двумя эпохами». Сегодня легко придать роману политическую интерпретацию — то же самое критика часто проделывала с Кафкой, превращая его в разоблачителя будущего сталинизма. Но Гессе действительно акцентирует наше внимание на националистической ажитации, которая становится «все агрессивней»; говорит о том, как «тысячи и тысячи людей с усердием готовят новую войну». Друг, к которому Гарри приглашен на ужин, утверждает, что «евреи и коммунисты достойны ненависти», не отдавая себе отчета в том, что «вокруг него полным ходом идет подготовка к скорой войне». Этот провидческий аспект книги вряд ли может оставить читателя равнодушным. И все-таки автор нигде — и именно по этой причине его роман велик и прекрасен — не позволяет себе скатиться к манихейству и самоуверенности. Кто же он таков, Гарри Галлер? Человек, первым почувствовавший боль? Германский Бартлби
[23]? Поэт-стоик? Экзальтированный агорафоб? Нет. «Степной волк» — последний представитель племени, исчезнувшего в 1942 году, племени честных людей.
//- Биография Германа Гессе — //
«Все творчество Гессе есть поэтический освободительный рывок из тенет фальши в стремлении восстановить искаженную подлинность» (Андре Жид). Но гораздо больше комплимента, отпущенного Жидом, мне нравится оценка Томаса Манна, высказанная 3 января 1928 года: «Благодаря „Степному волку“ я научился по-новому читать». В ней больше непосредственности. Герман Гессе родился в Кальве (Вюртемберг) 2 июля 1877 года, умер 9 августа 1962 года в Швейцарии, в возрасте 85 лет. Покупайте немецкие продукты — гарантия надежности! Прославился он в 27 лет, опубликовав написанный в Базеле роман воспитания «Петер Каменцинд» (1904). Затем поселился на ферме неподалеку от озера Констанц, женился, чуть не подох со скуки и слинял в Индию, как впоследствии это делали постаревшие хиппи; после Первой мировой мясорубки бросил жену и разродился сначала «Сиддхартхой» (1922), затем «Степным волком» (1927) и, наконец, «Нарциссом и Златоустом» (1930). В 1946 году был удостоен Нобелевской премии в области литературы, что для человека одной национальности с Адольфом Гитлером было равнозначно подвигу. Герман Гессе — это Пауло Коэльо эпохи между двумя войнами: он сочинял сказки в стиле нью-эйдж до того, как стиль нью-эйдж был изобретен. Следовательно, изобрел его именно он!
Номер 92. Лолита Пий. Хелл (2002)
Когда однажды утром 2002 года почтальон принес мне домой на улицу Жи-ле-Кёр рукопись романа Лолиты Пий «Хелл», он назывался «Исповедь засранки». Обычно я не читаю рукописей. Если написано хорошо, я от зависти впадаю в депрессию; если написано плохо, я стесняюсь сказать об этом автору. А потом, к чему мне были рукописи? В то время я еще не занимался издательской деятельностью (сейчас я уже не занимаюсь ею), а в качестве критика еле успевал просматривать уже опубликованные романы. Как правило, вместе с рукописью приходит сопроводительное письмо, в котором непонятый гений расхваливает меня на все лады; к сожалению, остальная часть послания менее интересна: сплошные стенания старых куриц, брошенных тремя мужьями подряд; подделки под последние бестселлеры из списка «L’Expressс»; сексуальные фантазии школьных училок… Не завидую я главным редакторам. Лаклаветин описал их изнурительный труд в романе «Первая строка».
Но текст Лолиты Пий задел меня за живое — иначе, пожалуй, и не скажешь. Хлесткий стиль, искрящийся злобой, и изумительно дерзкая манера описывать золотую молодежь западных кварталов Парижа. Она пробудила во мне самые худшие воспоминания: тяжкое похмелье с перепоя, секс без будущего, тусовки со всяким наглым сбродом — сейчас-то я понимаю, чего все это стоило. Но истина заключается в том, что я не смог отбросить рукопись, пока не дочитал ее до последней страницы, хотя, бог свидетель, мне было чем заняться кроме ознакомления с творчеством незнакомой выскочки. Помимо всего прочего 17-летняя авторица не сочла нужным приложить к тексту свою фотку, что однозначно выдавало в ней вопиющее незнание жизненных правил. На следующее утро я позвонил своему издателю и порекомендовал ему напечатать эту паршивку. Так что в публикации романа «Хелл» есть и моя доля вины.
Наверное, мне не следовало бы рассуждать о романе, который в издательство «Grasset» пристроил лично я, поскольку это выглядит не вполне этично. С другой стороны, я ничего на этом не наварил, так почему же не поделиться с другими восторгом, испытанным мною с десяток лет назад? Молодая литература часто пренебрегает лагерем победителей, ничтожеством элит и тоской аристократов: чтобы претендовать на статус серьезного романиста, со времен Гюго полагается писать исключительно об отверженных. «Хелл» повествует о том самом аде, к которому стремятся в мечтах идиоты. «Если даже богатые несчастливы, значит, счастья не существует». Такова ключевая фраза этой бесцеремонной и нахальной соти
[24], фраза, которая в моем корявом пересказе будет звучать так: если ты папенькина дочка без папеньки, ты не имеешь права на отчаяние; все, что тебе позволено, — быть смешной. Вот почему изредка приходится жалеть и богатых, хоть это и отвратительно. Капиталистическое общество вынуждено лгать, и нелишне напомнить, что деньги делают несчастными всех, в том числе и тех, у кого их навалом. Лолита Пий фыркала от нетерпения перед пантеоном мерзопакостных буржуазных рож — Фицджеральдом, Саган, Эллисом… Никого из них она не читала, но сочинила роман о том, как избалованная девица, тусуясь со всякими вертопрахами и потаскухами, влюбляется и делает аборт; она намеренно марается в грязи, лишь бы ощутить, что она существует, лишь бы добраться до глубин, недостижимых в клубе «Планш» (улица Колизэ). Ей просто хочется понять, почему она жертвует жизнью ради ночи, почему все ее приятели такие дебилы, почему ей плохо и она чувствует себя одинокой и к тому же последней дурой, залетевшей от обкуренного козла. В конце концов она решила над всем этим посмеяться — пусть задергаются. Ей повезло: чтобы столь гнусная история получилась удобоваримой, требуется бездна таланта. Не это ли кое-кто называет «энергией отчаяния»? Мне кажется, «Хелл» — как раз нечто обратное: это притча об утрате доверия к себе, о поколении, разрушенном иронией.
