– Джози, разбуди этого мерзавца и заставь прийти в офис, ладно? – Так звучал типичный утренний звонок от кого-нибудь из клиентов.
– Сейчас попробую еще раз, – отвечала я и, чувствуя себя сварливой женой, набирала номер.
– Люди, которые рано встают, ужасно скучные, Джози, – оправдывался Дэвид.
– Эти слова звучат, скорее, как оправдание лени.
– Неужели ты действительно хочешь работать у зануды? – Я знала, что при этих словах он улыбался.
– Нет. Хотя я бы не возражала против свободного времени по вечерам.
* * *
Мой босс так и не появился. Сколько еще можно валять дурака? Я взяла телефон и набрала номер.
– Ну как, встретимся вечером? – спросила я у Алекса. Мы стали с ним видеться, когда я жила последний год в Рединге. Он был амбициозным, аккуратным (ему нравилось выполнять раз в месяц детоксикацию организма), а еще отличался приятным обращением и позитивным настроем.
– У меня еще гора работы. – Алекс работал в одном из лондонских банков. – Во сколько концерт?
– В полвосьмого. Если тебе трудно, мы можем встретиться после концерта.
– Я приложу все силы, ягодка.
Закончив разговор, я постучала по столу карандашом. Пора было заправиться кофеином. Я вышла из офиса в толкучку и суету Лондона, его автомобилей и людей. Мне хотелось найти себе новую работу, где я могла бы заниматься дизайном. Я хотела как-то применить полученное образование. Мне нравилась моя нынешняя работа, но я была готова к большей ответственности. Я переходила улицу по зебре, когда мимо меня прошел высокий мужчина. Я оглянулась. Было что-то знакомое в его лице, походке, в стуке каблуков о мостовую. Нет, не может быть… или может?.. Я застыла посреди улицы, мне засигналили, и я только тогда двинулась дальше.
Я зашла в «Старбакс» и купила латте. Потом сидела у окна и глядела на многочисленных прохожих. Весь последний месяц Финн не выходил у меня из головы. Я лежала ночью без сна и гадала, чем он теперь занимался. Закончил ли университет? Встретил ли кого-то? Женился? Счастлив?
Я все время думала о нем; он мне даже снился. Сон был всегда один и тот же: он держал меня за руку, но его прикосновение было почти неощутимым, а я ужасно боялась снова его потерять. Я просыпалась, чувствуя его рядом с собой; его тепло согревало мое тело. Но когда я перекатывалась на бок, чтобы положить голову ему на грудь и услышать ровное биение его сердца, то вместо этого слышала всегда одно и то же: «Доброе утро, дорогая». Это был Алекс, обычно он читал газету, опираясь о спинку кровати.
– Ты беспокойно спала сегодня, ягодка. Тебя что-то заботит?
После моего отъезда из Кембриджа поначалу мы с Финном перезванивались, но звонки делались все реже и реже, а потом и вовсе прекратились. Часто я злилась на него, страшно сердилась за то, что он бросил меня, а я не могла его забыть. Я закрывала глаза, когда целовала других мужчин, и представляла себе, что целуюсь с Финном. Что со мной? Почему мне больше никто не нравился? Вместо этого я окунулась с головой в работу. Живопись, рисунок были моей терапией. После знакомства с Алексом я убеждала себя, что смогу его полюбить.
Недавно я провела вечер с Тианой в ее квартире в Пимлико. Мы сидели, скрестив ноги, на полу, ели рыбу и кружочки жареного картофеля. Квартирка Тианы была чуть больше обувной коробки, но такая уютная, что мне никогда не хотелось из нее уходить. В ее спальне впору было спать принцессе – темно-красное шелковое покрывало, зеркало в серебряной узорчатой раме, хрустальная люстра с имитацией бриллиантов и жемчуга.
– Я работаю в мире головорезов, – говорила она, – и хочу, чтобы дома меня окружали красивые вещи.
– Мне надо разыскать Финна? – спросила я у нее, макая картошку в майонез.
– Конечно. Попробуй сделать это через его Кембридж, – предложила она. – Они наверняка перешлют ему твое письмо. Действуй. Я бы хотела взглянуть на него.
Я уже думала об этом, но напомнила себе все резоны не делать этого, главным из которых был страх. Возможно, я снова стала думать о Финне, потому что Алекс все серьезнее смотрел на наши отношения, а моя мама все серьезнее относилась к нему. Он хвалил ее сад, говорил, что красивее он никогда ничего не видел.
– Когда этот восхитительный молодой человек снова приедет на обед? – спросила недавно она. – Я хочу показать ему мои новые горшки с травами.
Я взглянула на часы. Почти полдень. Дэвид наверняка еще не появился в офисе, и я успею заказать себе еще одну чашку латте. Впрочем, лучше бы он не слишком припозднился, потому что сегодня я не могу задерживаться вечером. Сегодня концерт у Кларки.
С Кларки я не могла говорить о Финне. Он сразу замыкался и переводил разговор на другое. Единственное, что он сказал мне когда-то, вскоре после нашего возвращения из Европы, – чтобы я перестала оглядываться и смотреть на Финна сквозь розовые очки. Это была животная страсть, и только.
– Не переживай Джей, мы все делаем ошибки, – добавил он. Его слова больно задели меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Нам кажется, что мы влюблены, но…
– Ты имеешь в виду нас с Финном?
– Кого же еще? – засмеялся он. – Ты вела себя глупо, размечталась, ну и ладно.
Ну и ладно.
Кларки – это вообще другая история, в которой не так легко разобраться. Мы поднимались на самый верх Эйфелевой башни, гуляли по Елисейским Полям, обошли в Мадриде все музеи, ездили на велосипеде по Барселоне. Я писала этюды на пляже, а Кларки читал детективы. Он помогал мне выбросить Финна из головы. Во всяком случае, мне всегда так казалось.
– Ты думаешь о нем, да? – спросил меня однажды Кларки, когда мы гуляли по Парижу. Я сказала, что нет, не думаю.
– Знаешь, как водится у мужчин? С глаз долой, из сердца вон.
– Я не думаю о нем, понятно?
– Вот и хорошо. – Он обнял меня за плечи. – Потому что мы с тобой ходим по самому романтичному городу мира, и не надо тратить время на мысли о Финне. В университете у нас появятся новые знакомые, и глупо привязываться к кому-то, если тебе всего лишь девятнадцать. Все станет проще, уверяю тебя.
Во время наших путешествий мы повидали так много всего, что это мне помогло. Мы с Кларки сблизились еще сильнее. Я знала его так, как не знала больше никого.
– Не делай так! – Он только что почистил зубы возле раковины и выплюнул воду, словно дохлая рыба. – Фу! Прекрати! – ужаснулась я.
– Джози, ты замечаешь, как щелкаешь языком? – спросил он однажды, когда я писала этюды на пляже.
– Нет, не замечаю.
– Да, ты щелкаешь. А когда пишешь, ты делаешь вот так. – Он закусил губу, выставил подбородок и изобразил, как что-то пишет на столе.
– Не ври!
– Извини, но ты так делаешь.
– Ну, а ты играешь на скрипке вот так. – Я опустила подбородок и крепко сжала губы, играя на воображаемом инструменте.
