Я подготовился к визиту, у меня в кармане лежит камень. Я кладу его на могилу.
Орфей: четыре финала
1. Орфей, шаркая ногами и опьянев от теней, видит солнечный свет и выходит в пространство, которое кажется ему открытым; часто моргая, он озирается по сторонам и почти не сомневается, что это отнюдь не расширение в каменном проходе, не грубый природный вестибюль большого мира, а сам этот мир и есть. Он начинает оборачиваться, и, честно говоря, мысль о том, что над ним еще нависает скальный свод, а чистый воздух начинается метра на три дальше, проносится в его голове раньше, чем он успевает завершить движение. За доли секунды до того, как его взгляд встретится со взглядом Эвридики, – время, за которое, как придется потом признать, еще можно успеть отвернуться и пройти те самые несколько шагов, – ему в голову одновременно приходят две разные мысли. Первая: Какое странное место: уже не в тоннеле, но еще не совсем снаружи, а так нечестно. И вторая, паническая, частично вытекающая из первой: А, ладно, как-нибудь обойдется.
2. Орфей под конец стал так бояться света, что не находил в себе смелости ступить в него без моральной поддержки – увидеть улыбку Эвридики в тот миг было для него важнее, чем заполучить назад ее саму.
3. Орфей забыл о запрете. Точнее, не мог вспомнить, в чем он заключался. Он и к Эвридике повернулся затем, чтобы спросить у нее, что именно он то ли должен, то ли, наоборот, не должен делать в конце. Иными словами, оборачиваясь к ней в последний миг, он демонстрирует весьма непростую разновидность трусости.
4. Орфей ничего не забыл. И не простил. Весь долгий путь наверх он вынашивает план мести. Увидев порог, он замедляет шаги и слушает, как ступают за ним ее бестелесные ноги. Вот он останавливается, еще не выйдя из тени. И тут же, шипя, поворачивается к ней и с ненавистью и восторгом глядит прямо в тающее лицо потрясенной Эвридики.
Шпунтовка
Хотя весна была уже в полном разгаре, всего две недели тому назад прошел легкий снегопад. В воздухе сильно пахло мокрым бетоном, и было слышно, когда в дальнем конце улицы проезжал автобус. Сим перебрался в дом к Мэгги и Рикардо, едва съехал прежний жилец.
– Раньше трех не приходи, – сказала ему Мэгги. – Он еще будет здесь.
Мэгги была высокая и худая. Из тех, про кого принято говорить: «ветром сдувает». Она делала макеты какого-то компьютерного журнала.
– Тут у нас, конечно, не Ноттинг-Хилл, – описывала она свой район Симу, – но до центра действительно близко, да и дом у нас уютный, семейный.
Сама она была родом из южного Лондона и, шутя, называла Низден вражеской территорией.
Она встретила Сима на крыльце, на ее узком бедре подскакивал Мак. Он тыкал пальчиком в собаку, которая что-то обнюхивала неподалеку.
– Ты только погляди, что делается, – произнесла Мэгги. – Похоже, он сегодня в хорошем настроении.
– Пивет, – сказал Мак, и его мордашка расплылась в широкой улыбке. – Пивет, пивет, пивет. – Он сказал это сначала собаке, а потом Симу.
– В этом возрасте они как губка, – заметила Симу Мэгги и повела его наверх.
– Бог ты мой, – проговорил Сим. Стоя посреди комнаты, он медленно поворачивался вокруг себя, разглядывая ее всю. – Фантастика, спасибо тебе большое!
Мэгги подошла к нему, когда он встал у окна, и пересадила Мака на другое бедро. Три стены в комнате были покрыты неброской голубой краской. На четвертой, оконной, сохранились обои – аляповатый викторианский орнамент из деревьев и цветов.
– Видел бы ты парня, который жил тут до тебя, – сказала она. – Вечно дулся, как обиженный подросток. Пришлось его выгнать. Пусть это послужит тебе уроком. Я беспощадна.
– О господи, мне ли этого не знать, – поддел ее Сим.
Садик под окном заполонила буддлея. Ходить туда они не могли: он принадлежал первому этажу. Сим сложил из больших и указательных пальцев обеих рук прямоугольник и посмотрел сквозь него вниз.
– Да, меня не разжалобишь – сердце у меня каменное, – продолжала Мэгги. – И вообще, я дама, не знающая милосердия.
Садик упирался в забор, за которым виднелись еще такие же садики и задние дворы, а за ними над подъездными путями к заводу плавно двигался подъемный кран. Из-под земли вырывались поезда.
Сим направил свой прямоугольник на нее.
– Ничего с ним не случится, Мэг. Наоборот, ты оказала ему услугу. Да и вообще, ну его, главное, что сейчас ты оказываешь услугу мне, а это куда важнее.
Мэгги отняла у Мака свои волосы, оставив в его кулачке длинную рыжую прядь.
– Ой-й. Так, вот тут у нас чердак, – продолжала она. – Вход рядом с ванной. Свои коробки можешь поставить туда. Он так делал.
– Спасибо, спасибо.
Солнечные лучи ярко вспыхивали в цветной обшивке старых машин. Подъемный кран ворочал груды покореженного металла.
Комната Мэгги и Рикардо находилась прямо под комнатой Сима. Когда они вместе учились в университете, у Сима была определенная репутация, и теперь Мэгги прислушивалась, а с ней и Рикардо, но они ничего не слышали.
– Что ж, если он проводит их тайком, то у него это чертовски хорошо получается, – сказал Рикардо. – А может, он сеет свой овес в другом месте.
– Пусть, если только Мак не начнет натыкаться в коридоре на шлюх в дезабилье, – ответила Мэгги. – И если мне не придется слушать, как они там этим занимаются.
– Мы всегда можем отплатить им той же монетой, не так ли? – и Рикардо похлопал глазами.
Сим заплатил вперед за три месяца. Он не был их официальным квартирантом, просто они договорились, что он поживет у них, сколько ему захочется.
Для денег он занимался тем, что вбивал какую-то информацию в компьютеры одной социологической службы, со вторника по пятницу включительно. Остальные дни он проводил за другой работой, за которую ему пока не платили, – монтировал на стареньком лэптопе видео и делал компьютерную анимацию. Его полное имя было Саймон, сокращенно Сим – от сим-карты, потому что его лондонские друзья, когда только познакомились с ним, решили, что он постоянно висит на телефоне. Он был одного возраста с Мэгги, но людям всегда казалось, что он моложе и ее, и всех своих приятелей. Он был изящно сложен, симпатичный, с темными колючими волосами и голубыми глазами.
– Я видел, как он складывал свои вещи на чердак, – сказал Рикардо.
– Так он сейчас там, наверху? – спросила Мэгги и поднесла к уху ладонь, сложенную чашечкой.
– По-моему, да.
Ужин готовил Рикардо.
– Черт меня побери, – заявил Сим. – Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь готовить?
Он клал ложку еды в рот сначала себе, потом совал пластиковую ложечку в ротик Маку. Подтирал то, что стекало у малыша по подбородку.
