Мы послали наверх и позвали великого герцога и императрицу, которые спустились, не теряя времени. Телеграмма была послана в Кобург к матери. Увы! Было слишком поздно; когда от нее был получен ответ, девочка уже скончалась.
Мы продолжали раздувать слабый огонек жизни, но он мог погаснуть в любой момент. Она начала говорить с кузенами, и казалось, что она играла с ними. Она позвала Анастасию, и я принесла малышку в комнату. Умирающая взглянула на нее на мгновение, и Анастасия сказала: «Бедная кузина Элла! Бедная принцесса Елизавета!». Я забрала ребенка из комнаты.
Мисс У. стояла на коленях возле кровати. Умирающая девочка повернулась и поцеловала ее; еще минута, и все было кончено, яркая молодая жизнь оборвалась. Было вскрытие, которое проводили немецкий и два польских врача, и еще судмедэксперт.
Они обнаружили, что она умерла от тифа, который начался двенадцать дней назад, но она никому не показывала своего нездоровья.
Она умерла в детских комнатах, и было решено увезти оттуда других детей, чтобы можно было провести уборку и дезинфекцию. Тогда мы уехали в Царское Село в тот же вечер. Император и императрица собирались пойти на похороны, но у императрицы началось воспаление уха, так что она лежала в Скерневице в течение шести недель, а мы были в Царском Селе. Это было печальное и мрачное время, императрица лежала больная в Польше, а дети жили в Царском Селе. Даже Рождество было омрачено, так как, хотя император и императрица возвратились, у императрицы начался грипп, а праздники без нее были лишены половины их прелести. Императрица была больна до середины января. Дети много говорили о кузине Элле и как Бог взял ее душу. Они полагали, что позже Бог возьмет и ее тело на небеса.
Рождественским утром, когда Ольга проснулась, она сразу воскликнула: «Разве Бог забрал тело кузины Эллы ночью?». Я очень удивилась такому вопросу в рождественское утро, но ответила: «О нет, дорогая, еще нет». Она была сильно разочарована, и сказала, «Я думала, что он послал за ней, чтобы она отпраздновала Рождество с ним».
Однажды Мари смотрела на фото Нидии, слепой девушки из Помпей; она спросила меня, почему она была слепа. Я ответила, что иногда Бог сделает людей слепыми, но никто не знал почему. Тогда она сказала: «Я знаю, кто знает». Я сказал: «Нет, дорогая, я думаю, что никто не знает». «Кузина Элла знает, — последовал ответ, — она находится на небе, сидит и разговаривает с Богом, и он рассказывает ей, как он это сделал, и почему».
Татьяна Николаевна (1897–1918) — Великая княжна, вторая дочь императора Николая II и императрицы Александры Федоровны.
«У нее были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих царственных красавиц родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами — это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало ее характеру».
(София Буксгевден)
Глава XXII. Начало войны
Мы вернулись в Санкт-Петербург в конце января, и начался сезон балов. В этом году ему суждено было оборваться из-за внезапного начала войны на Востоке
[254].
Как обычно, было около шести больших балов и какие-то театральные развлечения, но потом все внезапно прекратилось.
Также прошло несколько детских праздников, но ничего особенного. Маленькая Анастасия была в восторге от суеты городской жизни, ее очень интересовало все, что она видела. Дети полюбили маленькие воздушные шарики, которые продаются на улицах. Когда они вели себя очень хорошо, я дарила им по одному такому шарику. Но Анастасия иногда хотела, чтобы я остановила карету и купила их у торговцев, и, конечно, я не могла так поступить. Я всегда ей и говорила, что я просто не могу остановить экипаж. Она, очевидно, думала, что должна испробовать все способы, чтобы получить желаемое. Однажды она увидела несколько маленьких детей, гулявших на Дворцовой набережной, каждый с шариком. «Смотрите, смотрите! — воскликнула она. — Маленькие дети с воздушными шарами! Выйди, возьми шарики у них и дай их мне». Я объяснила, почему не буду этого делать, и она сказала: «Ну, выйди и попроси их вежливо, и, может быть, они дадут их мне».
После того как началась война, дети, даже маленькая Анастасия, научились работать на вязальной раме
[255]. Они делали шарфы для солдат, а Ольга и Татьяна без устали вязали шапки. Императрица устраивала швейные вечеринки для более пяти тысяч дам, работающих вместе с ней.
Некоторые работы были весьма своеобразны: одна девушка сшила рукава рубашки и пришила их к воротнику; еще была пара штанин, пришитых к поясу в двадцать дюймов. Это было очень смешно, но в то же время я сомневаюсь, что какая-нибудь придворная дама из любой другой страны справилась бы лучше.
Группа девушек пришла к императрице и подала ей прошение о том, чтобы отправить их на войну, ухаживать за ранеными. Их просьба была отклонена, но императрица сказала им: «Если вы действительно хотите помочь, вы можете работать в больницах Санкт-Петербурга, тогда уже обученные сестры смогут уехать на фронт». Все они, без исключения, пошли и сделали то, что она предложила. Одна девушка, первая красавица Санкт-Петербурга, в возрасте девятнадцати лет стала ночной сиделкой.
Однажды вечером, придя в больницу, она нашла молодую женщину из крестьянского сословия, которая заняла ее место. Она пошла к старшей сестре, и та сказала: «У меня была вакансия, которую я предназначала для моей племянницы. Вы заняли ее, но, так как уход за больными для вас только развлечение, я все же послала за племянницей и отдала это место ей. Она будет работать как профессиональная медсестра. Вы можете делать все что угодно, но моя племянница останется здесь».
Девушке было досадно, поэтому она ушла. Она спустилась с лестницы и тут подумала о мотивах, которые сначала привели ее в больницу, и сказала себе: «Моя любовь к моей стране немногого стоит, если я не проявлю немного смирения». Она вернулась и всю ночь работала под руководством этой крестьянки, которая попала на ее место.
Когда врачи обнаружили это, они нашли для девушки другое место, где она честно трудилась и приносила большую пользу.
Мне было очень грустно наблюдать, как мои воспитанницы заражаются всеобщим гневным и мстительным духом, которые война пробудила в обществе. В одной из иллюстрированных газет была фотография детей наследного принца Японии. Мари и Анастасия прибежали, чтобы увидеть картину, и спросили, кто эти странные маленькие дети. Я сказала им, Мари ударила картинку ладонью с выражением ненависти, столь неподходящим к ее милому личику. «Ужасные люди, — сказала она; — они пришли и уничтожили наши бедные корабли и утопили наших моряков». Я объяснила ей, что это только дети, и они моложе, чем Анастасия. Тогда она сказала: «Да, маленькие детки это сделали. Мама говорила мне, что япошки — это маленькие люди».
