Глава XV. Маленькая освободительница
Мы проводили Рождество в Крыму и украшали дом плющом и остролистом. Остролист вообще не растет на севере России; климат для него слишком суровый.
Дети были очарованы украшениями и побежали под омелу, чтобы поцеловаться
[221]. Обильный снегопад заблокировал железнодорожные линии, и мы опасались, что не будет никаких рождественских посылок ни из Англии, ни из Гатчины. Однако специальные курьеры взяли сани и проехали через горы, поэтому все подарки были доставлены в канун Рождества. У нас была наша рождественская елка, как обычно, и маленькая Мария была в восторге от нее, так как не могла вспомнить ничего подобного. Она спросила императора: «Папа, ты когда-нибудь видел что-то такое красивое?».
Был уже январь, когда мы уехали из Крыма. Мы все спали на борту «Штандарта», когда появился специальный посланник, сообщивший о смерти королевы Виктории. Телеграмма не открывалась до следующего утра. Императрица была очень огорчена. Долго искали траурную одежду, и, к счастью, у каждого было что-то черное с собой.
Мы приехали в Санкт-Петербург в субботу, и мне поспешили найти подходящую шляпу для церкви в воскресенье. Церковь была переполнена, и все там были одеты в траур, некоторые даже носили креп. Я в жизни не видела ничего настолько печального и меланхоличного.
Разумеется, в этом году не было балов из-за глубокого траура. Наследный принц Австрии приехал в гости. Он особо не афишировал свое присутствие, но в его честь были даны несколько обедов. Однажды в Зимнем дворце был большой званый ужин. Мажордом нес рыбу на блюде и начал раздавать ее; внезапно он споткнулся, и рыба упала на ковер и платье императрицы. В смятении он вышел из комнаты и вошел с другим блюдом. Часть рыбы, видимо, осталась на ковре, и несчастный человек снова упал и добавил императрице еще и то, что он нес. Два раза подряд было перебором — вся компания расхохоталась.
Несмотря на отсутствие балов, дети стали много выезжать и устраивать маленькие вечеринки дома.
Однажды маленькая великая княжна Мария смотрела из окна на полки солдат, марширующих мимо, и воскликнула: «О, я люблю этих дорогих солдат, я хотел бы поцеловать их всех!». Я заметила: «Мари, милые девочки не целуют солдат». Но она, казалось, не обратила на это внимания. Через несколько дней у нас была детская вечеринка, и дети великого князя Константина были среди гостей. Один из них, достигший двенадцати лет, учился в кадетском корпусе и пришел в форме. Он хотел поцеловать свою маленькую кузину Марию, но она положила руку ему на губы и отстранилась от объятий. «Уходи, солдат, — сказала она с большим достоинством. — Я не целую солдат». Мальчик был в восторге от того, что его назвали настоящим солдатом, и в то же время он немного разочарован.
В этом году я увидела большую часть Санкт-Петербурга и посетила, среди других интересных мест, Монетный двор. Я считаю, что это самое большое из подобных заведений в мире. Когда я была там, они как раз чеканили золото
[222]. Они делают это в огромных печах, работающих на дровах. Я не знаю, как истопники могут стоять перед ними. Там хранятся золотые слитки, которые были выплавлены при великом князе Владимире. По сравнению с ним даже английский соверен выглядит как медь. Один из рабочих придумал таблицу, по которой золото можно считать очень быстро. Эта таблица разделена на маленькие квадраты. Одна тысяча рублей точно заполняет каждый квадрат. Они могут посчитать около двадцати тысяч рублей золотом в невероятно короткий промежуток времени. Некоторые из используемых машин имеют очень тонкую и деликатную настройку. Они работают здесь для всей Российской империи и еще производят медали и украшения, используемые в России.
Я также видела Казанский собор. В русских церквях всегда много молящихся. Одна бедная женщина ползла по церкви на коленях. В самой церкви торговали иконами. Леди, которая была со мной, предложила купить мне одну из них в память об этом посещении. Я согласилась, но сказала, что тоже хочу купить икону для нее. Она выбрала Мадонну с младенцем. Я заплатила за это сорок копеек, что составляет примерно десять фунтов наших денег. Это включало в себя благословение, поэтому все это было достаточно дешевым удовольствием. Теперь настала моя очередь выбирать, и мне понравилась картина с изображением Святого Георгия и дракона. Она показалась мне просто прекрасной, я поставила ее в угол гостиной. Позже старый священник, который учил закону Божьему великую княжну Ольгу, пришел ко мне обедать. Он посмотрел на эту икону и спросил: «Но ваше имя ведь не Джорджиана, не так ли?». Я ответила: «Нет, отец, но ее подарил мне друг». «О! — сказал он. — Это его зовут Джордж!» — и закивал. Так получилось, что мою подругу зовут Лилиан. Но я не стала углубляться в эту тему.
Мы также посетили Исаакиевский собор. Это, конечно, не библейский Исаак, а более современный святой. За исключением Вестминстерского аббатства, я не знаю ни одной церкви, которая понравилась бы мне больше, чем эта. Здесь есть красивая золотая ширма и столбы из малахита, лазурита и итальянского мрамора. Я особенно восхищалась бронзовыми дверями; их украшения очень красивы. Лично я редко восхищаюсь медальонами; они любопытны, но не так уж прекрасны для меня; но в Исаакиевском содержатся прекрасные экземпляры. Я стояла под куполом и, подняв глаза, увидела огромного посеребренного голубя. Затем мне сказали, что размах его крыльев — двенадцать футов.
Дети отправились в Царское Село в начале этого года, а император и императрица остались в Санкт-Петербурге. Мы вернулись в город на Пасху, потом снова поехали в Царское Село, и затем — в Петергоф. Как раз перед тем, как мы отправились в Петергоф в этом году, великая княжна Ольга заболела брюшным тифом. Она болела в течение нескольких дней, но погода была необычайно жаркой в течение года, и мы думали, что это может быть причиной и что более прохладный воздух на побережье, вероятно, будет полезен для нее, поэтому путешествие не стали откладывать. Но когда мы приехали в Петергоф, она чувствовала себя очень плохо, и ее сразу отправили в постель. Она лежала там пять долгих печальных недель. Я ухаживала за ней день и ночь, и в какой-то момент она была так больна, что я боялась, что она не поправится; но, слава Богу, она выздоровела. Она хотела увидеть сестру Татьяну, и была очень довольна, когда доктор сказал, что Татьяна может побыть с ней пять минут. Я спустилась и пригласила ее к Ольге. Она стояла рядом с кроватью и очень любезно разговаривала с маленькой больной сестрой. Я была удивлена ее манерами, и когда пять минут прошли, я сказала ей, что я снова отведу ее в детскую. Когда она вышла за дверь, она воскликнула: «Ты сказала, что приведешь меня к Ольге, но я ее так и не видела!». Я сказала ей, что маленькая девочка в постели действительно была ее сестрой. Она заплакала от ужаса. «Этот маленький, бледный, худой ребенок — моя дорогая сестра Ольга?! О нет, нет, я не могу в это поверить!» Она горько плакала, и ее было трудно убедить, что вскоре Ольга снова станет собой.
