Позднее я более откровенно говорила с великой княгиней. Она, со свойственной ей честной искренностью, сказала мне, что, покидая Россию в августе, она совершенно ничего не знала о вторичном браке государя, что из России никто ей ни слова об этом не писал, что фактически было и невозможно, ввиду перлюстрации переписки, пересылаемой как по почте, так и с курьерами. Великая княгиня не придавала никакой веры иностранным газетам, которые говорили о браке государя как о достоверном факте. Только в ноябре великая княгиня получила письмо от самого государя, который объявлял ей о браке со своей прежней любовницей, опираясь, в виде оправдания, на полное одобрение сестры своей Ольги, королевы Вюртембергской, которая, оставаясь верной своему низкому и льстивому характеру, приняла сделанное ей сообщение об этом недостойном браке выражениями самой восторженной симпатии. Это письмо королевы Ольги было послано как бы в виде циркуляра великой княгине и ее братьям, как образец того, как они должны держать себя. Я не знаю, каков был ответ великой княгини; она мне только сказала: «Вы понимаете, что Россия для меня была закрыта навсегда. Впрочем, я просила своего мужа и всех близких мне людей никогда не касаться со мной этого вопроса, так что до кончины государя я никогда не имела никаких подробностей относительно его новых семейных обстоятельств». В этом молчании было много достоинства и дочерней любви.
Что касается молодых великих князей, то государь сообщил им о своем браке через их воспитателя Арсеньева
[135], ссылаясь и в этом случае на авторитет своей сестры. Для них это был страшный удар; они питали культ к памяти своей матери, так недавно скончавшейся. Сергей Александрович знал о связи своего отца, но он поставил себе задачей помешать тому, чтобы младший брат его, великий князь Павел, что-нибудь узнал об этом. И когда этот юноша с душой чуткой и чувствительной узнал о том, что его отец не только женился вторично, но и то, что его теперешняя жена была его любовницей в течение пятнадцати лет и имела от него троих детей, признанных и узаконенных этим браком, он был так потрясен, что опасно заболел. Тем не менее эти молодые люди, точно так же, как и их сестра, наложили на себя по этому вопросу полное молчание. Великий князь Сергей не говорил со мной о браке своего отца. Вообще, он произвел на меня впечатление человека, глубоко сосредоточенного на своем горе и со страхом избегающего всякого разговора, имеющего какое-либо отношение к печальным событиям последнего времени. Великий князь Павел так плохо себя чувствовал, что ему пришлось уехать в Италию через два дня после похорон государя.
* * *
Состоялось заседание Славянского комитета в большом зале банка Взаимного кредита. На этом собрании присутствовало около 2000 человек. Сначала отслужили панихиду, сопровождавшуюся довольно неудачной проповедью. Затем Бестужев-Рюмин произнес несколько вступительных слов. После этого на кафедру вступил Аксаков; его появление было встречено продолжительными рукоплесканиями, которые возобновлялись несколько раз во время его речи. Он говорил со своим обычным красноречием, но более горячо и страстно, чем когда-либо, клеймя своим мощным словом преступление, повергшее Россию в горе и позор, дописывал самыми потрясающими красками современное положение России и с большой убедительностью выступал против неразумных и преступных поползновений и стремлений лжелиберализма, который хочет толкнуть Россию на ложный путь конституционных реформ, чуждых ее национальному гению и истинным нуждам страны.
Его речь произвела грандиозное впечатление. Многие плакали, одни были красны, другие бледны от гнева — одним словом, сенсация была громадная. Было много представителей высших сфер общества, между прочим, генерал Игнатьев.
На другой день я встретила у великой княгини Марии Александровны великого князя Алексея
[136]. Он мне сказал обычным своим насмешливым тоном, довольно неуместным: «Фурор, Анна Федоровна, фурор. Речь вашего мужа произвела фурор». Я ответила ему довольно сухо: «Я не знаю, произвела ли речь фурор; я знаю только, что были по достоинству оценены здравые мысли, талантливо выраженные». Великий князь сказал мне: «Что бы ни говорил ваш муж, а России придется в конце концов прийти к конституции». — «Какую конституцию желает ваше высочество: английскую, французскую, германскую, бельгийскую?» — «Само собой разумеется, конституцию, соответствующую стране…» — «А если страна не желает отнять у государя власть, которую она ему доверила, чтобы передать ее в руки партии так называемых петербургских либералов, совершенно чуждых народу? Вопрос такой важности не может быть решен в Петербурге при закрытых дверях. Прежде чем заносить руку на краеугольный камень социального и политического строя в России, нужно узнать, чего хочет страна, а чтоб страна могла высказать то, чего она хочет, нужно, чтобы она была правильно представлена. Но очень сомнительно, чтобы в настоящее время страна была достаточно зрела, чтобы иметь такого рода представительство».
Я не сильна в политике, но мне кажется, что великий князь еще менее меня силен в ней. У него есть смутная мысль, что нужно быть либеральным и сделать что-нибудь либеральное для страны. В этом отношении он таков, как большая часть петербургского общества, которое думает, что достаточно заимствовать у Запада некоторые либеральные учреждения и применить их к России как непогрешимую панацею для того, чтобы все устроилось; никто из них ни на минуту не останавливается на том простом соображении, что Россия — совершенно своеобразный организм, обладающий очень определенной индивидуальностью, с присущими ему условиями существования, от которых зависит и закон ее развития.
Это была последняя встреча Анны Федоровны со своей бывшей воспитанницей. Мария Александровна вышла замуж за второго сына весьма многодетной королевы Виктории — его королевское высочество принца Альфреда герцога Эдинбургского — в 1874 году. В течение последующих четырех лет в семье родились три девочки: Мария, Виктория и Александра и долгожданный наследник — принц Альфред. В 1884 году герцогиня Эдинбургская родила еще одну дочь — Беатрис.
Отношения с мужем не ладились, и, вероятно, ей было очень одиноко, несмотря на то, что она часто ездила в Россию, встречалась со своей семьей. «Одной из самых частых гостей, — пишет великая княгиня Ольга Александровна, дочь Александра III, — была герцогиня Эдинбургская… Я любила тетю Марию; не думаю, чтобы она была счастлива. Но в Петергофе она отдыхала от всех забот».
Марии пришлось претерпеть немало притеснений от царственной свекрови, и она была только рада, когда в 1893 году Альфред стал герцогом Саксен-Кобург-Готским, унаследовав этот титул от своего дяди, и семья покинула Англию и переехала в Кобург.
Принц Альфред (1844–1900) — герцог Эдинбургский, граф Ольстерский и Кентский с 24 мая 1866 по 23 августа 1893 года, затем герцог Саксен-Кобург-Готский с 22 августа 1893 года. Сын королевы Великобритании Виктории и ее мужа Альберта. Известный филателист. Адмирал флота (3 июня 1893 года)
