– Нет, еще минуту… Но ведь, может, ты всего лишь хочешь получить от меня информацию… для…
– Закрытую. Внутреннюю информацию.
– Помолчи. А теперь слушай меня. Я не боюсь. Я никогда не говорил тебе, что не дам ее тебе. Скажи мне только, для чего тебе все это нужно. Я уже сказал, что не боюсь. Я дам тебе все, что хочешь, даже если окажется, что тебе это нужно для…
– Нет. Извини. Минуту…
– Да, шш-шш… извини… я буду говорить потише… но все-таки для чего тебе все это знать? Я могу устроить тебя на хорошую работу в одном из наших филиалов. Для начала получать ты будешь не слишком много, но устроен ты будешь очень надежно, а я прослежу, чтобы твое продвижение вверх не затягивалось. Все будет происходить под моим неусыпным наблюдением. Держись меня, и я буду заботиться о тебе, как о собственном сыне… потому что таковы мои чувства к тебе… как если бы ты был… в таком возрасте… а кроме того… после всего… но я тебе уже однажды это говорил…
– Да. Я ухожу немедленно.
– Нет. Ухожу. Я и так уже не дал тебе уснуть. Дорогой мой… самый любимый… самый желанный… О боже, посмотри, как я декламирую… что я так напыщенно несу. Я не могу понять, что со мною стряслось, каким образом я оказался здесь, у тебя, далеко за полночь. Я, который обычно уже лежал бы в своей постели в девять тридцать после передачи вечерних новостей, в пижаме, которая на мне уже в восемь. Так дальше продолжаться не может, извини меня, я клянусь, что никогда больше не буду плакать в твоем присутствии… а вот теперь я начинаю опять… не могу удержаться от слез… все время. Замри… и не двигайся.
– Не двигайся. Он на самом деле здесь.
– Я вижу его!
– Мышонок, ха-ха-ха.
– Да. Он бежит у тебя за спиной по кухонной плите. Клянусь, он остановился, чтобы взглянуть на нас. Ты был прав.
– Замри и не шевелись! Не испугай его. Боже, он совсем большой. Может быть, даже это крыса. Или очень старая мышь. Он смотрит на меня…
– Он на самой плите или за ней, ха-ха-ха.
– Почему это кажется тебе забавным?
– Ты полагал, что он живет в шкафу. Но они больше любят плиты.
– Уверен, что они не боятся жары.
– Нужна мышеловка и кусочек сыра.
– Оставь это мне. Это мое дело.
– И мое. Но это будет означать убийство, я хотел бы просто поймать его. Я приду еще раз сюда ночью и поймаю его для тебя. Это настоящая мышь, ха-ха…
– Но все-таки большая. Слишком. Сам не понимаю, что меня так рассмешило. Ха-ха-ха-ха. Мышонок…
– Да, шш-ш-ш… А сейчас я ухожу. А что бы ты сказал, если бы мы немножко… это так подняло бы мое настроение… я бы занялся этим сейчас… можно было бы… быстро и потихоньку…
– Твой отец? А… да… но…
– Я понимаю.
– Бесшумно… это заняло бы минуту, максимум две…
– Я понимаю. Ну а если мы плотно прикроем дверь. Он давно уже крепко спит.
– Нет. Я понимаю. Все хорошо.
– Я мог бы сделать это сам. Если ты на это согласился бы… я мог бы… ты можешь даже уснуть за моею спиной. Все, что мне нужно, это твоя рука…
– Это не потребовало бы много времени. Я… совсем неслышно. Мне сейчас так плохо. Что?
– Ты только разреши мне лечь с тобою рядом. Чтобы я мог видеть… пусть даже в пижаме… можешь даже ее не снимать… только чтобы почувствовать тебя… я буду, как птичка. Эта ночь пробудила во мне еще большую страсть… какие-то ужасные желания… меня всего трясет. Какой это ужасный возраст! Это подобно тому, как если бы чувствовал приближение твоего последнего часа. Может быть, именно с этим связано такое нетерпение… теперь я так понимаю твоего отца. И здесь ничто не связано с физической формой. Это чисто психологическая потребность… что ты сказал?
– Я не собираюсь давить на тебя.
– Забудь об этом. Ты убиваешь меня. Кончится тем, что ты меня прикончишь… но не беспокойся… Не важно. Кончится тем, что я слягу с какой-нибудь неизлечимой болезнью… я уже чувствую ее у себя… но скорее всего я закончу тем же, что твоя мать…
– Ладно. Ладно. Ты сейчас бросаешь меня на целую неделю. А кроме того, у тебя столько проблем, связанных с отцом.
– Постараюсь выжить. Но я подумал… В доме ее брата, как и все последние тридцать лет. Вся семья собирается вместе. Я просто цепенею при мысли, что будет, заподозри они, что у нас что-то не так. Боюсь, что это может оказаться для меня последним седером. И петь я тоже должен вместе. С каждым годом это длится все дольше и дольше, потому что с каждым годом ее братья становятся все более религиозными. Ну да ладно, выкинь из головы.
– Правильно.
– Да…
– Забудь об этом.
– Всю свою жизнь я прожил в одиночестве, можешь мне поверить…
– Всю свою жизнь. Забудь…
– Нет, я не это имею в виду. Это означает, что я был хорошим парнем всю свою жизнь. Был достойным мужем, отличным отцом, преданным дядюшкой, уважаемым членом семейного клана – а теперь, когда я захотел небольшого перерыва для собственных моих дел, все яростно ополчились на меня. Цви! Цви… ты спишь…
– Да, ты заснул.
– Уже три. Отправляйся в постель. Я закругляюсь. Останусь пока еще чуть-чуть на пару с твоей мышью. Ха-ха-ха! Может, мне удастся обнаружить, где ее нора. Похоже, что она обосновалась прямо здесь. А ну, марш в постель… и выключи свет. А я посижу в темноте.
– Что?
– В банке. А почему ты об этом спрашиваешь?
– Позвони мне в банк. И если ты еще хочешь эти акции… Дай мне знать. Я застолблю их за тобой.
– Прекрасно. Поговорим об этом завтра. Я имею в виду – сегодня. Не забудь, что это пятница. Я работаю до часа.
– Когда?
– Ты хочешь обождать меня внизу? Я знаю, где это.
– Без проблем.
– Давай пока не будем об этом. Умираю, хочу узнать, что ты с ним делаешь. О чем вы говорите? Может быть, хотя бы изредка – обо мне?
– Понимаю. Ты думаешь, что время от времени он мог бы к нам присоединиться?
– Хорошо. Здесь есть о чем подумать. Подумай, что к чему.
– Целый день?
– Когда он возвращается?
– Нет. В Америку.
– Ш-ш-ш. Как ты такое можешь говорить?
– Не жди, что я тебе поверю.
– Что???
– Как у тебя только язык поворачивается. Даже подумать о таком. Если бы слова могли убивать, на земле уже никого не осталось. Ты не в себе. Отправляйся в постель. Я не желаю работать в праздничный день. Если хочешь, я могу отвезти тебя на север.
– Этим утром.
– Подумай хорошенько. Я буду только рад сделать это для тебя.
