– Во всяком случае, ты его любишь. Ко мне это не имеет никакого отношения. Ты так внимателен. Не могу себе простить, что разбудил тебя. Никогда не решился бы прийти, зная что ты спишь. Ты не должен был впускать меня. Это свет ввел меня в заблуждение.
– Нет… не думай об этом. Я так на себя сердит. Еще долго не прощу себе этого.
– Спасибо. Огромное спасибо. А знаешь, мне непривычно видеть тебя без очков. Даже в голову не приходило, что ты можешь обходиться без них.
– Нет, нет… большая разница. Мне придется к этому привыкнуть. Теперь я разглядел их лучше. Я имею в виду, что я лучше увидел их. Во всей их красоте. А это у тебя что – новая пижама?
– Очень тебе идет. Такая мягкая. Очень идет. Где ты ее достал?
– Да. У них там умеют делать красивые вещи. Очень тебе идет.
– Сколько?
– Совсем неплохо. Глядится что надо. Очень красивая и очень тебе к лицу. Ну а теперь скажи, как прошел у тебя день. Когда он прибыл? Вечером я звонил трижды, но никто не брал трубку.
– Что за ресторан?
– Правильно. Ну и как он? Есть какие-то новые обстоятельства? Расскажи мне.
– Ну так что ж вы в конечном итоге предложили ей?
– И что он тогда решил?
– Каким образом?
– И тогда…
– Поздравляю! В воскресенье… но это же пасхальный вечер…
– Ты уверен, что не хочешь быть там? Я могу подвезти тебя.
– Не беспокойся. Я все устрою…
– Как можешь ты говорить о них подобным образом? Ты меня просто убиваешь… Как это возможно…
– Эта история изумляет меня. Я не имею в виду тебя именно. Я не могу забыть ее лица. Она произвела на меня потрясающее впечатление. Благородная дама. Я был ею очень тронут.
– Ты ей тоже понравился.
– Правда? Ужасно приятно это услышать. Скажи, а мне можно хоть на секунду взглянуть на него?
– На твоего отца. Я ужасно любопытен.
– На одну секунду.
– В твоей комнате? Но почему?
– Ну конечно. Все сомнения. Ведь тогда это была его кровать. С твоей стороны эта забота… так трогательна. Да… только на секунду. Я не произведу ни шороха.
– Разумеется, в темноте…
– Ну хотя бы немножечко света…
– Он похож на тебя. Да нет, он здорово похож на тебя. Просто удивительно. Красивый пожилой человек.
– Да не просто одно лицо. Копия. Как если бы мог увидеть тебя лет этак через тридцать… когда я уже давно буду покоиться в могиле…
– Нет, нет… Замечательное сходство. Поразительное. И малыш ваш тоже на него похож.
– Твой брат.
– Нет, потрясающе, невероятно…
– Я? Просто ужасно. Разве сам ты не видишь?
– Не знаю. Сам не знаю. Я сейчас полная развалина. Это уже третий раз за неделю, что я не в силах уснуть.
– Таблетки? О чем ты говоришь! Я в них давно уж не верю. Вместо того чтобы помочь, они только еще больше меня возбуждают. Они начинают действовать только через шесть часов, как раз в то время, когда я усаживаюсь на утреннем совещании рядом с Блейхером. В тот именно момент, когда мы пытаемся определить тренд и мне следует быть в наилучшей форме. В эту минуту малейшая ошибка может обойтись банку в миллионы и миллионы.
– В девять часов.
– Каждое утро. А при такой инфляции – трижды в день.
– Безусловно. А кто сказал, что человеку требуется семь часов сна? Может быть, трех тоже достаточно. Между прочим, по ночам я тоже изучаю город. Ты не представляешь, сколько в нем происходит всего. Тель-Авив, без шуток, превращается в настоящий мегаполис. А сейчас, кроме всего прочего, весна и воздухтакой благоуханный… Сначала я решил отправиться в бар к Сами, думал найти тебя там, хотя и знал, что ты должен был встретиться со своим отцом. Он хотел, конечно, чтобы я осел у него… но эти его мальчики, и его музыка, и эти его шлюхи – ты не поверишь, сколько там у него шлюх… и я решил, что это не для меня. И я отправился в «Маарив».
– В «Маарив»? Но это же…
– Верно. «Маарив» – это газета. Но у них там есть телепринтер, которым мы можем пользоваться, чтобы узнавать новости с нью-йоркской биржи напрямую.
– Правильно. Прямая линия. Мы получаем самые свежие новости ранним утром, и я таким образом получаю возможность планировать наши завтрашние шаги. Что?
– Разумеется. Конечно… и уже сегодня. В голове у меня сплошной туман.
– А тебе сейчас все это интересно? Я вижу, ты полностью в курсе биржевых новостей.
– Конечно. Это единственный путь.
– Что я думаю? Ты хочешь узнать это сейчас? Прямо сейчас?
– Меня это не волнует. Нисколько. Я полагаю, что доллар сейчас не в лучшей форме, а будет в еще худшей. В нашем банке мы говорим об этом все последние дни. Судя по тому, что мне говорят последние цифры с нью-йоркской биржи, может случиться все что угодно.
– Резкое падение.
– Даже еще хуже. Много хуже.
– Может случиться все что угодно. Мир просто спятил. На случай, если ты не заметил: деньги определяют психологию.
– Что мы планируем сделать завтра – это отделаться от большинства серий «D», которые котируются по шестьдесят центов за доллар, а взамен приобрести большую смешанную партию из марок, франков и иен.
– Как отнесутся ко всему этому инвесторы? Как всегда. Если наши действия принесут им прибыль, мы удостоимся аплодисментов. Если прибыли не будет – можем получить под зад ногой. Все просто.
– Можешь не сомневаться. Все последние дни мы думаем только об этом. Но этим утром мы решились предпринять экстраординарные меры. Зависит? Зависит это от того, что нюх нам подскажет о перспективах доллара. Мне мой нюх подсказывает, что к сегодняшнему закрытию доллар укрепится. И Блейхер со мною согласен, более того, он готов ввязаться в большое сражение, готов идти до конца. У тебя вода закипела.
– Я полагаю – до тридцати пунктов. Подобное уже случилось однажды – в семьдесят седьмом году, только сейчас это много более опасно, поскольку может полностью обрушить надежность биржи, а о том, что тогда произойдет, – лучше и не думать. Мы утонем все… все.
– Понятно. Поскольку это связано с огромным количеством других акций и облигаций и является, таким образом, ключом ко всему рынку. Но его не проведешь.
– Кого, Блейхера? Да уж. Он любит встряхнуть рынок. И правление развязало ему руки. Ведь кто он? Просто чокнутый немецкий еврей, который в жизни занимается только тем, что ищет, куда бы ему вложить деньги. Как только он находит – куда, он бросает в бой не только все деньги, что у него есть, но и те, что почему-то оказались рядом. Ничего он так не любит, как ворваться в пролом. О, это один из самых опасных сукиных сынов.
