Пациенты больницы окружают нас. Старик делает попытку пожать Кедми руку, но Кедми не до пожатий.
– Что за балаган здесь!
Старик, похоже, относит замечание к себе.
– Да? Простите… Мистер… Пожалуйста, чуточку терпения.
Они пугают его, а он их провоцирует, не в силах сдержать свои эмоции.
– Что это здесь? Какое-то мероприятие? Чего всем им надо? Но прежде всего я хочу забрать своего мальчика. А где Яэль?
Он тянет за собой Гадди, крепко держа его за руку.
– А где твой паровоз?
– Он забрал его.
– Кто – «он»?
– Он вернет его, – отчаянно кричит старик. – Прямо сейчас. Я отвечаю за это.
– Тебя никто не спрашивает, – резко говорит Кедми. И без дальнейших раздумий бросается вслед великану, пытаясь вернуть игрушку.
– Стыдно должно тебе быть, гулливер, отнимать игрушку у ребенка…
Больные окружают Кедми, восклицая хором: «Он вернет, он вернет, он вернет». Они повторяют это снова и снова, в то время как я пытаюсь остановить его. Великан испуган – это видно по его лицу. Он прижимает игрушку к груди своей огромной ладонью, Гадди взирает на эту картину не говоря ни слова.
– Хватит, Кедми, хватит! – Отец кричит. – Я куплю ему другой паровоз!
Лицо Кедми пылает от гнева.
– Где все эти чертовы сестры? Куда подевались доктора? Где администрация? Это же полный бедлам. Пошли, Гадди, найдем нашу маму и уберемся отсюда к чертовой матери.
И он, подобно урагану, врывается в библиотеку, пнув по дороге Горацио. Внутри почти темно, мама стоит и разговаривает с Яэлью, которая сидит и тихо слушает, скрестив руки на груди. Пол усеян обрывками бумаги. Кедми наклоняется, поднимает один и смеется, но в смехе этом – одна горечь. И он говорит, обращаясь к отцу:
– Ну, вот… это конец. Поверить трудно, но, кажется, она и в самом деле закончила обдумывание.
– Это я разорвал все в клочья, – объявляет отец, и от этих слов новая волна гнева поднимается у меня к горлу. – Выбрось все из головы и забудь. Теперь тебя это больше не касается.
– Не касается?! Меня не касается? – Голос у Кедми еще более хриплый, чем обычно, и в нем удивления больше, чем ярости. – Ты совершенно прав – меня это не касается. С этой минуты. Мне жаль только, что ты не сказал мне об этом год назад. Ну, что ж… лучше не скажешь. Это не мое дело… и никогда больше не будет моим…
И он с силой скомкал обрывок бумаги, который держал в руке.
– Если бы я мог предположить нечто подобное, я просто подарил бы всем несколько чистых листов бумаги.
– Кедми, прекрати, – прерываю я его.
Он смотрит на меня с уничтожающей усмешкой.
– Яэль! – внезапно кричит он.
Мама и Яэль выходят наружу. На лице мамы светится улыбка. Это – что-то новое, такой улыбки я у нее не помню. Выглядит она как-то странно. Умиротворенно – так бы я сказал. Яэль бросается к отцу и крепко обнимает его. Шепчет ему что-то на ухо. Мама, глядя на них, утвердительно кивает. За это время вокруг снова образуется толпа из пациентов, они глядят на нее, как если бы она была их королевой. А старик берет ее под руку с почтительным видом. Кедми поспешно уводит Гадди прочь. Мама как-то неуверенно смотрит на меня, словно желая что-то сказать… объяснить… но сделать это «что-то» она не в состоянии. По мере того как она приближается, я отступаю назад, мой саквояж болтается у меня в руке. Я бросаю прощальный взгляд на обитателей этого скорбного места, задерживаю его на бескостной блондинке, которая стоит опершись на дерево. Рядом с ней на стуле сидит великан, обломки паровоза валяются у его ног. Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
Мама что-то шепчет отцу. Он зовет меня. Руки у него безвольно повисли. Я останавливаюсь.
– Подойди. Мама просит извинить ее.
– Не стоит разговора. Забудем…
– Прости меня, – говорит мама. – Я хочу извиниться перед тобой, Аси…
– О чем ты? – бормочу я, краснея. – Забыли…
– Прости меня, Аси…
– Все хорошо. – Я весь дрожу. – Все в порядке.
– Это я виновата… во всем… – Она пытается улыбнуться, и на мгновение к ней возвращается былая красота.
– Не надо вспоминать то, что было. Я полагал, ты не будешь больше… все хорошо…
И я, наклонившись, целую ее и продолжаю двигаться к выходу. Яэль и мама рука в руке следуют за мной, за ними следует отец, бледный, опустив голову и погрузившись весь в свои мысли. А толпа пациентов, словно свита, медленно тащится позади нас. Мы пересекаем лужайку. Горацио вертится меж нами. Автомобиль Кедми ожидает нас у входа, он уже повернут в сторону магистрали, мотор работает, радио тоже. На полную громкость.
– Завтра, – шепчет мама, прощаясь с нами… – Завтра…
Яэль проскальзывает на переднее сиденье. Отец снова говорит по-русски, он говорит с лихорадочной быстротой, задыхаясь, желая, похоже, договорить что-то до конца. Но его слова заглушаются работающим двигателем. Я влезаю в машину, отец устраивается рядом со мной. Горацио делает попытку заскочить в машину вслед за нами, но дверь захлопывается у него перед мордой, и мы слышим, как он тычется в машину, оглушительно завывая.
– Яэль! – кричит Кедми. – Яэль! Если эта тварь поцарапает мне машину, я собственноручно прикончу его.
И он выжимает газ.
Горацио несется за нами вслед. Через заднее стекло нам видно, как он бежит посередине дороги, становясь все меньше и меньше, пока не превращается в движущуюся точку. Ухмыляясь, Кедми бросает взгляд в боковое зеркало и слегка притормаживает, так что пес начинает понемногу догонять нас.
– Прибавь немного, – говорит Яэль.
Кедми прибавляет, но чуть-чуть и снова притормаживает, особенно когда проезд, ведущий к больнице, вливается в автомагистраль. Собака продолжает нестись посередине бокового проезда, за ним проглядывает море и последние солнечные лучи почти утонувшего в нем солнца, окрашивающие небо в оранжевый цвет. У пса глаза превратились в щелки, красный язык вывалился наружу, он уже вот-вот коснется машины своим волчьим черепом, когда Кедми нажимает на педаль газа снова и выводит машину на главную дорогу. Горацио по-прежнему преследует нас, передвигаясь посередине шоссе, машины хрипло гудят, стараясь его не задеть.
– Кедми, остановись, – кричит отец. – Он попадет под колеса.
– Не тормози, – говорит Яэль. – Прибавь скорости.
Но Кедми и не прибавляет, и не тормозит. Весь сконцентрировавшись на вождении, он уводит собаку с каждой минутой все дальше от психбольницы, явно намереваясь загнать животное до смерти.
– Кедми, что ты делаешь? – умоляюще просит Яэль. – Поезжай быстрее!
Но он намеренно пристраивается к еле ползущему грузовику.
