Постель понемногу согревает меня, в то время как я перечитываю написанное. Так слабо все, слабо и безжизненно.
Я переворачиваю блокнот к себе поэтической стороной. Совсем другое дело!
«Старый, злобно оскалившийся череп, змея, свернувшаяся на камнях Иерусалима. Ранняя весна…
Обжигающий воздух…»
Я закрываю глаза.
Аси зовет меня из соседней комнаты. Не открывая глаз, я говорю ему: «Еще минутку». Телевизор орет. Яркий свет… что-то выскальзывает у меня из рук. Банный халат распахнулся, и я чувствую, что замерзаю. Аси стоит возле постели, держа в руках мой блокнот, перелистывает страницы и читает то, что я на них написала. Должно быть, я уснула. Интересно, который сейчас час?
– Положи на место!
Голая, я выскакиваю из постели не обращая внимания на холод, но он продолжает читать, не удостаивая меня взглядом. «Положи на место!» Он закрывает блокнот и кладет его на столик, ручка падает к моим ногам на пол, он наклоняется, чтобы поднять ее, и, подняв, кладет рядом с блокнотом.
– Говорю тебе, не суй свой нос в чужие дела!
– Извини, – шепчет он, – я не знал, что это такое. У тебя никогда не было такого блокнота…
– Который час?
– Где-то возле полуночи. Как ты ухитрилась заснуть подобным образом?
– Где твой отец?
– Смотрит новости по телевизору. Я хотел взять чистые простыни.
– Сейчас я дам их тебе. А пока что закрой дверь.
Я надеваю кофточку и юбку.
– Чем вы все это время занимались?
– Разговаривали и смотрели телевизор. Но что произошло сегодня с тобой?
– Не знаю.
– А где у нас наволочки?
– Одну минуту. Я постелю ему. Дай мне сделать это.
Но Аси не отстает от меня, похоже, он хочет что-то мне сообщить, он ужасно напряжен и мечется по комнате из угла в угол.
– В чем дело? Он тебе что-то такое сказал?
Он впивается в меня взглядом, затем кривит губы в какой-то странной улыбке. И говорит:
– Ну… так получилось, понимаешь. В это трудно поверить… судя по всему, у него там вот-вот появится ребенок. Вот почему он здесь у нас словно в угаре… и почему так срочно ему понадобился развод. Эта его женщина… эта Конни… она беременна…
– Беременна? Сколько же ей лет?
– Не знаю. Да и какая разница? У него вот-вот появится ребенок… ты только представь себе…
– Аси? – Доносится из гостиной музыкальный голос… – Как ты выключаешь этот чертов телевизор?
– Сейчас я подойду.
Аси выходит. Я сопровождаю его, прижимая к груди простыни и одеяло. Гостиная полна дыма, повсюду я вижу грязные стаканы, а на столе – пустая бутылка из-под виски. Впечатление такое, словно несколько дней я здесь не убиралась. Отец Аси, высокий и стройный, стоит возле белеющего экрана, его пальцы нервно бегают по пуговицам рубашки. Аси выключает телевизор и начинает убирать подушки с дивана.
– Аси, перестань. Я сделаю все, что надо. Иди в ванную и стань под душ. Не сердись. Сама не понимаю, как я уснула…
– Не думай об этом. Дай мне простыни. Ты не обязана была вставать, я прекрасно справлюсь со всем этим.
Отец Аси подходит к нам и хочет взять из моих рук постельные принадлежности, но я только крепче прижимаю их к себе.
Похоже, что подобное поведение каким-то образом задевает его, и он бросает на меня какой-то непонятый взгляд. Я снова чувствую резкий запах пота. А ведь он стоял под душем каких-нибудь пару часов тому назад. И вот опять этот резкий мускусный запах. Что за тайна терзает его все это время… как если бы его тело хотело подобным образом поведать нам о чем-то. Вот он стоит – сильный, полный жизненных страстей мужчина… вот-вот ему снова предстоит стать отцом. Сколько ему лет… должно быть, под семьдесят… ну что ж из этого? И почему бы нет?
Полный желания помочь мне, он раздвигает диван, берет простыню и застилает матрас. Смотрит на меня – взгляд его дружелюбен.
– Тебе не стоит так уж обо мне беспокоиться, – говорит он.
– Со мной такое случается, стоит мне переволноваться. Вот как сегодня… ваш приезд… да еще эта утренняя встреча…
– Утренняя встреча? – На его лице удивление. И он обнимает меня. – Что-то необычное?
– Н-да… С этим писателем. Вашим студентом.
– А, с этим… – Рука, обнимавшая меня, дрогнула. – Он что, испугал тебя? Что он там тебе наговорил?
– Мне трудно объяснить… это касалось того, что я ему показала, и о литературе вообще…
– Он всегда был этаким крикуном… краснобаем… во всяком случае, когда я знал его. Очень самоуверенным, знаешь ли, этаким доктринером. Каждую пару месяцев он являлся с новой идеей и начинал молиться новым богам. А что он внушал тебе?
– О важности каждого пишущего опираться исключительно на конкретику, отталкиваясь от мгновенных физических ощущений, – только такой подход, по его мнению, имеет хоть какое-то значение… что-то в этом роде…
– Важность конкретики? Болтовня. О чем он толкует? И что он во всем этом понимает? Пусть тебя не обманывает его авторитет… это парень из тех, кто обожает почитательниц, за ним всегда тащился целый хвост девчонок, слушавших его с разинутым ртом. Я мог бы рассказать тебе об этом кое-что… Не слушай никого, особенно таких вот краснобаев. Прислушивайся только к себе самой! И знаешь что? Я тоже хотел бы взглянуть на то, что ты пишешь… если ты доверяешь моему мнению… кое-что я соображаю еще в подобных вещах. Можешь дать мне это прямо сейчас… или нет, лучше, если ты пришлешь мне по почте. Я чувствую, что мне понравится… особенно после того, как мы встретились и познакомились друг с другом. И вот еще… не обращай внимания на Аси. Он циник. В мире есть еще так много интересного – для меня, во всяком случае, мне всегда хочется узнать что-то новое. Я уже говорил с ним о том, чтобы вы оба приехали и пожили с нами в Америке какое-то время. Я бы нашел для него там работу – на курсах усовершенствования, например. Ну а кроме всего прочего, я его отец. И ты тоже, дорогая моя… как только я сброшу с себя все это… сброшу со своих плеч этот груз, это чертово бремя моей жизни…
Его глаза сверкают, кровь приливает к лицу, он хватает мою руку, он прижимает меня к стене и возбужденно шепчет, словно разговаривая с самим собой:
– Я не знаю, что тебе рассказывал Аси, он ведь и сам толком не знает всего… Но он в этом не виноват. Виноват во всем только я сам, ведь это сам я решил терпеливо дожидаться, пока он вырастет, повзрослеет и уйдет из дома, с женой, делающим серьезную, достойную, успешную карьеру… не могу сказать тебе, насколько я счастлив сейчас, что хотя бы на несколько часов приехал сегодня в Иерусалим. Теперь я успокоился и могу подумать о себе самом. Сказать тебе, чего я хочу сейчас больше всего? Всего лишь иметь возможность сделать кого-нибудь хоть чуточку более счастливым. И обрести это счастье самому. Мне многого не надо. Иметь хоть такую же маленькую квартирку… я был бы более чем счастлив жить в окружении нормальных простых людей. Ты ведь понятия не имеешь, как тяжело все это было… и я честно терпел все это до тех пор, пока она не проткнула меня ножом…
