Я стояла рядом с ним.
– Кто-то однажды говорил мне… но я забыла. Это какое-то поселение на Западном берегу Иордана.
Я вдыхала запах его пота. Аси все еще продолжал копаться в моих покупках, из кухни доносилось его бормотание. Он был выше ростом и крепче сложен, чем Аси. Он сильно перегнулся через балконные перила, его клетчатая фланелевая рубашка трепетала на ветру.
Я легонько прикасаюсь к его плечу:
– Вам привет от Иегуди Левина.
– Какой Левин? Писатель?
– Он сказал, что когда-то был вашим студентом.
– Верно. Был. Много у меня было таких. Сейчас разбросаны по всему свету.
– А он… каким он был?
– Способный… даже слишком… очень высокого о себе мнения… и всегда окружен был девицами.
– До сих пор… – Я рассмеялась.
Аси присоединился к нам, вид у него был мрачноват.
– Откуда ты его знаешь?
– Аси… послал меня к нему показать кое-что из написанного.
– Так ты, значит, пишешь? – Он посмотрел на меня с добродушной улыбкой.
– Пытаюсь.
– И что же он тебе сказал?
– Сделал несколько замечаний…
– А что по сути? Главное?
Терпение не было основной из присущих Аси добродетелей.
– Кое-что ему понравилось.
Молчание. Мне хочется сменить тему разговора.
– Он сказал, что многому от вас научился. Что очень многим обязан вам.
Даже в темноте я видела, что он покраснел. Он не спускал с меня взгляда.
– Он так сказал? Левин? Ты не шутишь? Не могу поверить. Так он и сказал?
– Клянусь. Он говорил о вас с огромным уважением.
Я чувствовала, насколько он смущен.
Он улыбался. Я видела, что он хочет что-то сказать, но слова застревали у него во рту.
Достав платок, он вытер свой лоб.
– Полагаю, – жестко сказал Аси, что ты могла бы заняться ужином.
– А вы что, хотите есть?
– А как ты думаешь?
– Хорошо, хорошо. Не сердись. Через пару минут…
А пока что я прижимаюсь животом к балконным перилам и, перевесившись, вглядываюсь в бурлящий подо мной город.
– Ну, давай же, Дина, принимайся за работу. Сначала ты накупаешь гору еды, а потом…
Его отец сначала поглядывает на нас со стороны, затем вступает в разговор:
– Может быть, я могу быть чем-то полезен? В Америке я научился готовить… Конни часто прибегает к моей помощи.
– Нет, папа, мы сами. Отдыхайте…
– Ну, не уверен. Почему бы мне не делать здесь то, что я делаю там? Может быть, я узнаю от вас несколько новых рецептов. Аси еще малышом вечно вертелся под ногами в кухне, но сейчас, похоже, он стесняется показать все, на что способен.
Я отправляю их обоих на кухню. Вручаю Аси нож и горку овощей. Его отец, закатав рукава, открывает холодильник, засовывает туда голову и, принюхиваясь, производит ревизию содержимого. В итоге он отдает предпочтение блюду из яиц с рисом, его собственный рецепт. Яйца он уже достал. А рис? «Есть в этом доме рис?» – вопрошает он. Вопрос на засыпку. Я напрягаю память. Рис должен быть. Но где? И сколько? «Дина, милая, подскажи мне, где ты хранишь свои специи?» И вот уже он без моего ответа (черт их знает, где эти специи) ныряет в настенные полки, достает оттуда пакетики, баночки, коробочки, разглядывает, нюхает, пробует щепотку того и сего (хотела бы я знать чего) – имбирь, карри, ваниль, сахар, соль, оливковое масло, соевый соус (выходит, мы не так уж и бедны!). Не прерывая своих изысканий, он просит зажечь огонь, сам находит объемистую миску и одно за другим начинает о ее край разбивать яйца. Я как завороженная наблюдаю за ним. Аси, набычившись, мрачно глядит на все происходящее со своего места. На языке у меня все время вертится вопрос, и в конце концов я не выдерживаю:
– Вы, папа, начали с того, что в доме у Яэли выкупали младенца. Сейчас вы готовите для нас ужин. Что же вы будете делать, оказавшись в гостях у Цви, – станете пришивать ему новые пуговицы в рубашке?
Он смеется, потирая ладони:
– Конни не больно-то заботится о домашних делах, на первом месте у нее все, связанное с работой. А я все время дома, особенно в такие вот зимние дни, когда и из дома выйти не хочется. Лекционного времени в колледже у меня немного, так что для кухни я вполне уж созрел.
И он с силой начинает перемешивать содержимое миски, добавляя то одни, то другие специи. Я отмечаю его скупые, точно рассчитанные движения и вдруг представляю, как он, вот так же, касается тела этой неведомой мне большой женщины по имени Конни. Что происходит со мной? Кажется, я немного спятила. Охваченная непонятным мне самой страхом, я убираюсь из кухни и начинаю накрывать на стол, но бросаю это занятие на полпути, я должна записать все происходящее, я не в силах удержать рвущиеся из меня слова, грозящие разорвать мою грудь, смять диафрагму, вывернуть меня всю наизнанку, и, бросив все, я иду в спальню, закрываю дверь, обувь долой, стягиваю с себя брюки, расправляюсь с крючками лифчика и срываю с кровати покрывало, обнажая относительно белоснежную простыню, на которую и бросаюсь, едва прикрыв себя покрывалом, в руке у меня уже мой блокнот и неведомо как появившаяся ручка, скользящая по бумаге, я едва различаю написанное сквозь слезы, и весь переполняющий меня вещий жар старинных слов, кажется, вот-вот подожжет бумагу: «Ты моя сила, Ты мера моих дней, восславлю мощь Твою, уповая на милосердие Твое, я стучусь в Твою дверь с мольбой, я умоляю Тебя подать мне знак о том, о чем я плачу день за днем, я возношу к Тебе свою мольбу и одного лишь хочу, чтобы Ты удержал меня от беды и от зла… от неправедного пути…» Детская коляска у входа в супермаркет. У ребенка волосы цвета меда. Описать мать мальчугана, ее глаза: увядающая болтушка, это ее третий ребенок. Уже припасена для малыша конфетка. Она следует за матерью и ребенком по проходу. Она уже наметила место первого укрытия. Описать как можно точнее грязноватый запасной выход, темная лестница, обшарпанные стены с осыпающейся штукатуркой. Швабра и грязное ведро в углу. Максимум реализма. Волна возбуждения, охватывающая ее в момент, когда она хватает ребенка. Конфетку она предусмотрительно сует ему в рот. Она удивлена тем, как это мероприятие протекает, без каких-либо осложнений, судьба благоприятствует ей. Все хорошо. Хорошо?
Аси приходит и видит меня, прикрывшуюся простыней. Я немедленно прячу блокнот.
– Что ты здесь делаешь? Ты что, с ума сошла?
– Я прилегла на одну минутку. Просто выбилась из сил.
– Но ты ничего не делала!
– День был полон переживаний. Это почище любой работы. Сначала то, что было с тобой этим утром, потом твой отец. Еще секунда – и я встаю.
– Ты говоришь – отец. Чем он тут занимается? Что он там принялся готовить? Клянусь, это уже слишком. Вставай и начни накрывать на стол. Сделай хотя бы это.
