Тут дверь отворилась и вошла мама, держа в руках груду пакетов с покупками, похоже было, что от дождя она промокла насквозь. Она взглянула на нас обоих и улыбнулась.
– Я вижу, папа, вы уже проснулись, – сказала она.
Я подошел к ней и по форме пакетов понял, что она не купила мне самолета, пакеты были совсем плоскими, в таких могли быть только какие-нибудь тряпки. Дедушка подошел к ней и поцеловал, а она сняла пальто и наклонилась, чтобы поцеловать меня.
– Ну, как Ракефет?
– Она не заснула. Ты мне сказала неправду. У нас тут с нею были проблемы – и у меня, и у дедушки, и это ты во всем виновата. Куда ты подевалась? Нам пришлось ее выкупать, а дедушка порезал себе руку.
Дедушка рассмеялся.
– Все это ерунда, – сказал он. – Все в порядке.
Мама была потрясена.
– Вы ее выкупали?
И тут уже рассмеялась она. Я махнул на них рукой, отправился на кухню, взял нож, набросил пальто и открыл наружную дверь.
– Куда ты собрался?
– Мне надо нарвать шелковичных листьев, – сказал я. – Ты ведь не хочешь, чтобы все мои червяки умерли?
– Ты собрался на улицу в такое время? Да еще в дождь?
Она попыталась задержать меня, но я прошмыгнул мимо, рванул по ступенькам вниз и оказался на улице. Дождя уже не было. Я перебежал на другую сторону и двинулся к автобусной остановке, возле которой росла шелковица, на которую я обычно мог взобраться, но теперь, после дождя, ее ствол был совсем скользким.
На автобусной остановке переминался с ноги на ногу человек в шляпе, он несколько раз взглянул на меня, как я хожу, задрав голову, вокруг шелковицы, а потом подошел и, зацепив нижнюю ветку, согнул ее и так держал, старик, от него шел какой-то странный запах, по-моему, он давно не мылся, но ветку он мне согнул, и я, достав свой нож, быстро срезал множество свежих и мокрых листьев. Их как раз хватило, чтобы плотно набить оба кармана.
– Ты будешь кормить этим шелковичных червей?
– Ага.
Он подошел ко мне поближе – несчастный, запущенный, грязный старик. Я поплелся домой, а он захромал рядом, пахло от него одинокой бездомностью, и внезапно я ощутил исходящую от него непонятную и опасную тревогу.
– У тебя уже есть коконы?
– Да. Пять штук.
– Скоро они превратятся в бабочек.
– Думаю, что да.
Я не мог понять, чего ему от меня надо.
– Ты знаешь, как это происходит?
– Знаю.
– Ну и как же?
Но я не знал. Тогда он сам начал объяснять мне, что происходит внутри совершенно закрытого белого кокона. Он тащился рядом со мной, не отставая. Он даже протянул мне конфету. В эту минуту свет фар папиного автомобиля осветил нас – папа, как всегда, несся как сумасшедший, и автомобиль его остановился вплотную к нам. Дверь машины открылась, и папа, прижимая к себе портфель, выскочил наружу.
– Гадди, что ты тут делаешь?
Старик, шагавший бок о бок со мной, вдруг оказался в стороне. Отец обратился сразу к нему:
– Я могу вам помочь?
Старик начал мямлить что-то невнятное.
– Гадди, чего он от тебя хотел?
– Ничего.
– Где ты живешь?
Отец произнес это очень жестко. Старик, не отвечая, повернулся и потащился обратно.
– Давай, давай, – кричал ему вслед папа. – И не появляйся здесь больше, тут тебе не место… Так чего же все-таки он хотел от тебя? И как ты мог позволить ему…
– Я ничего ему не позволял. Он и не просил о помощи. Он помог мне набрать листьев для моих червей…
– Что ты несешь, Гадди? Какие черви? И при чем здесь черви? Ты что, не понимаешь, о чем я тебе толкую? Тебе следовало бы быть уже более разборчивым. Понимать, с кем имеешь дело. Что между вами происходило?
– Он помог мне нарезать листьев шелковицы, я ж говорил тебе. Он дотянулся до ветки и согнул ее.
– И все?
– Да.
– Ну, хорошо. А теперь пошли домой. Как там дедушка? Он встал наконец?
– Да.
– Самое время…
Вслед за ним я поднимался по ступеням, а сам думал о том, сколько всего я нарассказывал дедушке о них с мамой. В открывшейся двери я увидел ее лицо, она смотрела на меня как-то странно. Я подумал, что дедушка пересказал ей все о наших беседах. И я постарался побыстрее оказаться в своей комнате.
В комнате было темно, малышка спала, но так тихо, что трудно было бы догадаться, что она вообще здесь, я вытащил из коробки старые листья и положил туда новых и тут вспомнил ни с того ни с сего о том червяке, которого я так и не смог разыскать, и снова попробовал найти его, папа разговаривал с дедушкой возле двери дедушкиной комнаты, какие-то бумаги он передавал ему из рук в руки, радио работало на полную мощь, в кухне мама накрывала стол для ужина. Я попробовал отыскать своего червяка в кухне.
– Что происходит, Гадди? – Мамин голос был совсем мягким, даже нежным. – Дедушка говорит, что из тебя получился прекрасный помощник.
Я не мог ничего ответить, потому что червяк, думал я, мог ведь уже превратиться в кокон. В конце концов я сказал:
– Ты уверяла меня, что малышка будет спать. А она ревела все это время и даже обмарала всю кроватку.
– Я надеялась, что она уснет – и будет спать. Она ведь проснулась рано утром. Откуда мне было знать?..
– Но ты обещала…
– Что ты имеешь в виду, говоря, что я обещала? Не будь идиотом. Как я могла обещать тебе то, что она будет делать?
– Да. Не могла. Но обещала. Верно?
Она выглядела усталой. Почему я рассказал дедушке о ней то, что рассказал? Я подошел к корзине, где были малышкины игрушки, и перевернул ее вверх дном, но червяка там не было. Я проверил все мои машинки и вернулся в кухню, выдвинул мусорный бак и стал бросать туда одну машину за другой, пока не выбросил все.
– Может быть, ты мне все-таки скажешь, что происходит?
– Я выбрасываю старые свои игрушки. Мне они больше не нужны.
– Обязательно делать это прямо сейчас?
– Да.
Появился папа, готовый, как всегда, проверить, вмешаться и навести порядок.
– Что это ты выбрасываешь? Свои любимые машины? Ты что, спятил?
– Мне они не нужны.
– Не нужны? А что тебе нужно?
– Ничего. Мне больше не нужно ничего.
Он вгляделся в гору мусора, наполнившего бак.
– Забирай все это, спустись и выброси.
Я спустился вниз, неся с собой огромный пластиковый мешок. Вдоль улицы на мокром асфальте вытянулась вереница машин, но дождя уже не было, и небо было чистым. Я откинул крышку мусоросборника, и оттуда выпрыгнула кошка. Она молча наблюдала за тем, как я освобождаю свой мешок, а когда я закончил, мяукнув, нырнула обратно. Я захлопнул за нею крышку и стоял, не двигаясь с места. Внезапно я понял, что вовсе не хочу идти домой. Что дернуло меня за язык, когда я начал рассказывать дедушке про нашу семью, а он не привез мне ничего, совсем-совсем ничего, даже какой-нибудь мелочи. Какой-то старик заметил, что я стою, вышел из своей калитки, ограждавшей соседний участок и дом, подошел к выброшенной мною горе мусора и стал рыться в ней. Поднимаясь по ступенькам нашего дома, я вдруг пожалел свои старые игрушки, по крайней мере некоторые.
