– Дай мне на минутку подержать ее. Не могу представить, как я с ней расстанусь.
Я положил ее себе на колени, покрывая быстрыми и легкими поцелуями ее маленькое теплое личико, ее крохотный ротик с таким знакомым, нашим фамильным подбородком. Но она так и не вынырнула из глубокого своего сна.
Дверь перекрывает луч света, беззвучный трепет теней занимает свободные места на стене. Мои босые ноги ощущают холод каменного пола, теплые часы у меня в руке, но я не вижу циферблата. Бог с ним, со временем, можно пока что обойтись и без него. Забудем о нем, пусть оно лежит спокойно в портфеле рядом с билетом на самолет и паспортом, пусть до поры до времени отдыхает в темноте – до того момента, пока не замигает надпись: «Посадка» – обычно происходит это за полчаса до взлета. А произойдет это еще не скоро, через двенадцать примерно часов, в полночь, – он пройдет на посадку, ощущая на своей спине взгляды Яэли, и Цви, и Аси, и Дины, которые обещали проводить его, а он не стал ни спорить, ни отговаривать их. Ты в эти минуты принадлежишь не себе, а им, всем им, включая Гадди, с которым ты так сблизился в эти дни, даже малышке, даже этому Кедми – да, Кедми, которого ты стал лучше понимать за эти дни. Прояви терпение к нему сегодня, пусть он каждую минуту готов, разинув рот, одарить окружающих еще одной сомнительной шуткой… Но признайся, что с момента, когда ты помог ему решить проблему с «его» убийцей, он изменил свое отношение к тебе. Ты можешь оказаться на высоте и сделать то же самое, – я к твоим услугам, Кедми, скажи, чем я могу быть тебе полезен, я даже согласен примириться с твоей Хайфой, этим бесформенным городом, который может – со временем – превратиться в нормальный город, пусть даже сейчас это скопище людей, волею случая проживающих по соседству. Да, именно сегодня можно примириться с существованием Хайфы, в этот праздничный день, наполненный сияющим светом и ароматом весны. Всю эту долгую зиму мечтал ты о Тель-Авиве, о людях Тель-Авива на его улицах и площадях, а завершилось это в конце концов всеобщим паломничеством к ней и групповым походом к ней в больницу, когда все разом воспылали вдруг желанием увидеть ее… Ну ладно, что об этом говорить сейчас. Узел проблемы разрублен в момент, когда пергамент с текстом о разводе летал по комнате. В следующий раз… когда бы это ни случилось… А пока что – это время расставания… надолго… надолго. Маленькая моя, спятившая страна, тебе придется подождать, пока мы встретимся снова. Как там сказал забавный наш приятель Кальдерон – той ночью на кухне? «Дайте мне чуть-чуть передохнуть!» Лучше не скажешь. Нервная страна. А как быстро, почти не раздумывая, согласился он передать ей во владение свою собственность. Дайте мне хоть немного передышки. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Но узел все-таки разрублен. И он свободен. Это новая свобода. По стене движутся тени, оконное стекло дребезжит, автобус прогревает свой двигатель, разбивая глубокую тишину утра. Я поднимаю жалюзи и открываю окно, впуская в комнату свежий воздух. Утренний туман наползает со стороны залива. Газеты подвергают эту страну вивисекции каждой своей страницей, весело обсуждая, имеет ли она будущее. Кедми прохаживается по этому поводу десять раз на день, но сейчас все выглядит так мирно и безопасно, стоит только посмотреть, как из фабричных труб лениво вываливаются клубы дыма, устремляясь к низкому небу. Реальность, как всегда, выгодно отличается от высокоумных философствований о ней – пусть даже иногда приходится удивляться тому, что происходит вокруг.
Похоже, что Кедми не удивился, даже когда раздался звонок в дверь. Пасхальный седер не прошел еще и половины пути. Все мы сидели, каждый держа в руках свою Агаду, и на мгновение я подумал, что это она звонит из своей больницы.
Но Кедми бросился к дверям и через минуту возник снова из плохо освещенного коридора. Вначале я не узнал его – на нем была белая рубашка, он был выбрит, отмыт и причесан, но глаза его, похожие на бусинки, глядели по-прежнему настороженно и жестко, пока Кедми, расплываясь в двусмысленно-добродушной улыбке, держал его обеими руками, словно опасаясь, что он сейчас рванется и сбежит. Из его рта уже потоком лились слова – Кедми был полностью в своем амплуа:
– Хорошо, хорошо, хорошо… просто замечательно… Какой достопочтимый, какой уважаемый гость! Взгляните, кто почтил нас своим визитом! Глядите все! После того как мы осчастливили родителей, самое время, по-моему, порадовать нашу доблестную полицию… А пока что проходите… Милости просим! А потом мы все вместе подумаем, как сделать так, чтобы этот праздничный седер с родителями не обошелся тебе в дополнительных два года тюрьмы.
Молодой человек стоял замерев, мрачно глядя на окружающих; видно было, насколько неприятно ему прикосновение Кедми. Он повернул обратно, к коридору, из которого, как по волшебству, возникли две странные фигуры – низенький, коренастый старик-работяга, а вслед за ним смуглая, неопрятная цыганистая женщина трудноопределимого происхождения. Кедми, мгновенно сообразивший, кто они, поспешил подойти к ним.
– Прошу любить и жаловать… Это мистер и миссис Миллер. Входите, входите… Никаких церемоний. Я уверен, что у Всевышнего не возникнет к нам никаких претензий, если мы на минуту объявим перерыв, а потом уже закончим наш седер. Пожалуйста… Проходите и садитесь.
Я испытал приступ жалости, глядя на отца, так скованно стоявшего рядом со своей темнокожей женой, которая тем не менее выглядела слишком молодой, чтобы быть матерью этого парня. Я поднялся, чтобы освободить для них место, и предложил им сесть – то же сделала и Яэль, в то время как мать Кедми не двинулась с места и, сидя, снисходительно поглядывала на гостей. А Цви, который сидел развалившись, внимательно разглядывал убийцу. В комнате было еще достаточно стульев, но пара, похоже, пока не пришла к окончательному решению, присоединяться к нашей компании или нет. Оба смотрели на своего сына, не готовые снова расстаться с ним.
– Пожалуйста, садитесь… Выпейте чего-нибудь, – сказал Кедми, внезапно отбросив свои шутки и проявляя настойчивость гостеприимного человека. – Может быть, вы хотите вина… попробуйте вон того… что было припасено для Элиягу
[11]…
– А вы пока что еще не сообщили полиции? – спросил отец с явным немецким акцентом.
– Нет. Я решил подождать и посмотреть, появится ли ваш сын. Я подумал, что он и в самом деле захочет все праздничные дни провести с вами… Ха-ха-ха… Но ведь наперед никогда не знаешь… Но забудьте об этом сейчас… Мы придадим делу религиозный оборот, так ведь? Мы можем поклясться, что он решился на побег, чтобы молитвой испросить у Всевышнего снисхождения и защиты. Надеюсь, вы исправно посещали синагогу… Что? Не слишком? Ну, ничего… Мы подадим стране родившегося заново еврея. Наденем на него кипу, придадим ему новый, современный вид. Чтоб вы знали – этим утром я позвонил в полицию узнать, как и что… Так вот: они до сих пор охотятся за тобой в лесах… Они даже обзавелись собакой, чтобы она выследила тебя, точь-в-точь как это делают в кино… Более того, они подняли в воздух вертолет. Что тут скажешь? Только то, что в детстве они не наигрались вдоволь в полицейских и разбойников. Можете мне поверить – этот ваш семейный седер обойдется государству не меньше чем в четверть миллиона… Но вы не расстраивайтесь – они сдерут все до копейки с газет и телевидения, как только праздники закончатся. Так что прошу садиться, леди и джентльмены, не бойтесь ничего, доплачивать ничего не придется. Ни за что. А вот чего ожидаю я сам – так это появления богатого дядюшки из Бельгии… Кто знает… Возможно, именно его и обнаружит полиция в лесах… Ха-ха-ха!
