Я тоже ее обняла; сердце молотом стучало в груди.
— Не надо, Иоланда, — признала я. — Тебе не надо было мне помогать.
Она продолжала словно тисками сжимать мою грудь.
— Ты могла найти другого проводника, — все тем же дьявольски спокойным тоном сказала она. — Но даже не попыталась этого сделать, хотя в городе их было полно — только позови. На самом деле ты хотела, чтобы я тебя простила. И я бы тебя простила. Если бы ты показала… что жалеешь… о том, что со мной порвала. Но ты лишь стремилась меня одурачить. — Она ослабила свою хватку. — Ты преподала мне жестокий урок, Лола. Мне пришлось его усвоить. Да, пришлось усвоить. Ты показала мне, что у меня никого нет. Все, кто был мне дорог, умерли.
— Нет! — сказала я, чувствуя, что ее слова меня убивают.
Если бы я сказала, что она моя сестра, мне пришлось бы отвергнуть отца. К тому же неизвестно, захочет ли Иоланда, чтобы я была ее сестрой.
Опустив руки, она повернулась и вышла за дверь.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
— Поразительно, — сказал Мануэль Альварес. — Получается пятизначный шифр. Ничего бессмысленного, а?
В номере мы были одни; я сидела рядом на кровати, положив руку ему на плечо, и тоже просматривала книгу.
— Не надо так, папа. Нам еще расшифровывать панели.
Он покачал головой:
— Она мне так ничего и не сказала, Лола.
— Знаю. И мне тоже.
Он перевернул страницу.
— Похоже, это очень легко расшифровать, чтобы заметить очевидное, нужно всего лишь иметь мозги. У твоей матери они есть.
— Думаю, она сама этому удивилась.
— Стела и камень — они были все время связаны, и никто из нас этого не понимал. Хотя все еще неясно, как далеко можно будет с этим продвинуться.
— Почему?
— А может, мы расшифруем текст и все равно получим бессмыслицу? А если ландшафт изменился? Или твоя мать истолковала надпись по-другому?
— Ну… давай не будем спешить. Об этих проблемах начнем беспокоиться, когда они возникнут. Единственное, что можно сказать наверняка — сегодня мы не сможем разгадать все.
Еще немного почитав, Мануэль захлопнул книгу и погладил меня по волосам.
— Папа!
— Знаешь, я должен был сюда приехать. Не мог позволить себе поддаться каким-то старым страхам. В конце концов решил, что твоя мать приятно удивится, если я хоть раз окажусь героем.
— Все правильно, папа.
— Я сидел у того телефона и все пытался вести себя как нормальный человек. По телевизору только и показывали что куски голубого нефрита, которые продолжали находить в Сьеррас, — с каждым днем они становились все ярче и ярче. Но какое мне дело до того, найдут там месторождение или нет? Раньше Хуана никогда так надолго не исчезала — самое большее мы с ней не разговаривали три дня. А потом мне пришло в голову, что, возможно, она попала в ловушку… что ее что-то удерживает. Пусть меня засосет болото или съедят крокодилы, пусть меня застрелят — главное, что она нуждается в моей помощи. И вот я здесь, прилетел на вертолете. Отвратительная вещь эти вертолеты. Болтаешься в воздухе как неизвестно что. Того и гляди, врежешься в какую-нибудь гору.
Я нервно провела рукой по покрывалу. На красной — под цвет дорожки — ткани были вышиты синие звездочки, похожие на собак зеленые зверьки, голубые человечки и крошечные желтые цветы.
— Знаешь, Иоланда действительно очень расстроена, — с минуту помолчав, заметил Мануэль.
— Да, очень.
— Она не выходит из своего номера и даже не сказала, пойдет ли с нами. Конечно, она должна пойти. Тебе нужно как можно скорее с ней помириться.
— Когда она захочет со мной поговорить. Все это просто ужасно…
— Со временем она успокоится. Вы всегда, что называется, были с ней в контакте. Вы же были… подругами. — Посмотрев на дневник, он провел пальцем по его желтому корешку. — Значит, ты прочитала мамин дневник…
— Прочитала, папа.
Несколько секунд он рассеянно смотрел перед собой, затем попытался улыбнуться.
— Надеюсь, ты не ошиблась. Как думаешь?
— О чем ты?
— Ну, если Хуана узнает об этом, то может немного… рассердиться. Она не любит особенно о себе распространяться. А я всегда уважал ее мнение на этот счет. Ты… она не написала там ничего чересчур личного?
Он уже не улыбался. Губы скривились, образовав тяжелую складку; лицо Мануэля стало постаревшим и настороженным, словно я собиралась его ударить.
Я пожала плечами.
— Там не было ничего, кроме записей о стеле, — мягко сказала я. — Академические заметки — так это можно назвать.
— Академические заметки…
— Ну да. Читать было чрезвычайно скучно, пока я не наткнулась на запись о панелях — тогда, конечно, мне стало очень интересно. Но все остальное — скукота.
— Ага, ну конечно.
— Ну просто смертная скука. Она это умеет.
Мануэль напряженно смотрел на меня еще несколько секунд, потом его лицо прояснилось и слегка обмякло.
— Не думаю, что мы должны ей об этом рассказывать. — Он взял меня за руку. — Как я уже говорил, Хуана слишком темпераментная. И потом, она ужасно расстроится, если кто-то станет критиковать ее литературный стиль, не так ли?
— Да, скорее всего начнет топать ногами и утверждать, что у меня нет вкуса.
— Вот именно! Ты же не хочешь привести моего ангела в плохое настроение? Этот урок я давно усвоил. Ее лучше не расстраивать — хотя, с другой стороны, может, правильнее было бы обо всем рассказать. Как ты сама думаешь? Возможно, она заслуживает наказания за те неприятности, которые нам устроила.
— Ну, тогда ладно! — засмеялась я.
Подняв мою руку, он учтиво, по-отцовски, и очень нежно поцеловал ее сухими губами.
— Я так люблю и обожаю тебя, — сказал Мануэль. — Вы так мне нужны — ты и твоя мать.
Обвив его руками, я опустила голову ему на плечо.
— Ты тоже нам нужен, папа.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Остаток дня и вечер мы провели в отеле «Петен-Ица». Эрик изучал переписку де ла Куэвы, а мы с отцом ждали появления Иоланды, которая должна была сообщить, пойдет ли она с нами в лес. После полудня небо потемнело и стало свинцово-серым; тот же оттенок приобрели и спокойные воды озера Исабаль. По озеру скользили зеленые и желтые лодки с местными рыбаками в разноцветных футболках либо в бейсбольных кепках и белых рубашках. На берегу женщины стирали на камнях одежду, и белая пена от порошка образовывала на поверхности воды изящные узоры.
Наступил вечер. Выпив с другими постояльцами рома, Мануэль отошел ко сну. Иоланда все еще не показывалась и ничем не давала о себе знать. Мы с Эриком расстались на кухне, под взорами улыбчивой хозяйки и ее бдительных дочерей неловко пожелав друг другу спокойной ночи. После этого я отправилась к себе в номер и улеглась в постель. Но уснуть не смогла — безлунная ночь рвалась в окно, словно стая черных птиц, снизу доносились чьи-то разговоры.
