— Моей матери очень хотелось получить научное признание за разгадку этих изображений, — сказала я. — Возможно, если бы она опубликовала свою статью раньше, опередив де ла Росу, то не стала бы вечно рыскать по джунглям. А теперь…
— Она не проиграла.
— Ну да, конечно.
— Ну, — сказал Эрик, — тут вот какое дело. Возьмите де ла Росу. Он всегда попадал в какие-то неприятности — прежде всего с армией. Говорят, именно он в середине семидесятых взорвал тот самый дом полковника — прошел мимо охраны, переодевшись в старую крестьянку. Там он убил бухгалтера — возможно, даже преднамеренно. И ранил лейтенанта. Не помню точно имени, но полковник Морено — так его звали — в наказание за то, что парнишка плохо охранял его дом, отправил того изучать методы допроса, которые они практиковали на марксистах. Кончилось тем, что парень стал одним из самых страшных палачей…
— На такой эффект де ла Роса явно не рассчитывал…
— Может, именно поэтому он и сломался. Впрочем, я думаю, он сошел с ума, когда партизаны убили его друзей. Именно тогда он и ушел из Сопротивления и сосредоточился на теме иностранцев в джунглях — искал «Королеву нефритов», и все считали, что он спятил, боясь конкуренции. Как это произошло с вашим отцом, верно? Я имею в виду трясину.
Я кивнула.
— Это случилось во время одной экспедиции. Де ла Роса переоделся проводником, причем так, что даже мой отец его не узнал. Завел их далеко в сторону от маршрута, а сам исчез в лесу. Папа пошел за ним и провалился в болото. Как раз когда он утоп по грудь, на краю болота появился де ла Роса, обозвал его нехорошими словами и вытащил на твердую поверхность.
— Любопытная история.
— Вот почему мы прекратили все контакты с этой семьей. Я перестала писать Иоланде года через два после того, как та уехала из нашего дома. А ведь мы были лучшими подругами. Хотя она совсем на меня не похожа. От своего отца она научилась лазить по деревьям, ходить по следу, охотиться, драться, даже маскироваться, а когда жила с нами, то любила проводить на мне удушающие захваты, а иногда одевалась как Магуа — помните того бандита в «Последнем из могикан»? — и выскакивала из засады, выкрикивая индейские ругательства. Чтобы я не теряла бдительности — так она говорила.
— «Последнем из могикан»?!
— Она своего рода уникум.
— Воображаю!
— Но потом Томас скверно поступил с моим папой, и мама решила, что лучше бы как-то дистанцироваться. Для нее это было очень важно. Она считала, что и для отца так будет лучше, ведь у него возникли психологические проблемы. Это вопрос лояльности, так она говорила. — Я улыбнулась. — Но теперь я знаю, что это была ошибка — когда я перестала писать Иоланде. Она-то мне писала до самого конца восьмидесятых. Хотя в последние годы ее письма были не слишком любезными. Иоланда ясно дала мне понять, что я ее предала и что она меня ненавидит. — Я закусила губу. — За все двенадцать лет я впервые написала ей две недели назад. Когда услышала, что Томас умер, то отправила ей записку. Ну, вы представляете — нечто короткое и невразумительное. «Мне очень жаль, что это случилось с твоим отцом. Прими мои искренние соболезнования. Лола». Она не ответила, и я не могу ее за это винить.
Мы немного помолчали. Камни переливались перед нами, как вода. Протянув руку, Эрик коснулся иероглифов.
— Де ла Роса… — наконец произнес он. — Коллеги упоминают его имя практически в каждой беседе. Это наше священное чудовище. Но лично я не считаю его самым интересным персонажем во всем, что связано со стелой. Еще в детстве меня совершенно не волновало, что там написано. Я просто хотел побольше узнать о приключениях того, кто ее нашел. То есть о Тапиа, который появился на сцене за пятьдесят лет до Томаса. Оскар Анхель Тапиа…
— Вы уже говорили о нем. И мама упоминала это имя.
— Именно он стащил камни из-под самого носа у индейцев. Именно он пробудил во мне интерес к любителям древностей того времени. И именно он привел меня к фон Гумбольдту.
— И какова же его история?
— Оскара? Бедный старик! Он считал, что, раз он нашел стелу, дальше проблем уже не будет. В 24-м году он был кофейным магнатом, жил в своем имении на острове Флорес и, сделав состояние, решил, что должен потратить его на поиски древностей. Он вел шифрованный дневник, делал записи о своих приключениях. Так вот, в своем дневнике он пишет, что сделал из слуг проводников, которые помогали ему осматривать окружающую местность. И действительно, он нашел несколько интересных вещей — амфору, изделия из кремня, пару небольших идолов; все они хранятся в этом музее. Однако выкапывание черепков не удовлетворяло, хотелось большего, и он спросил у своих слуг, нет ли поблизости чего-нибудь действительно крупного. И, как видите, такая вещь там оказалась. — Эрик махнул рукой в сторону стелы. — Местонахождение этих панелей местные жители держали в строгой тайне. Легенда гласит, что камни были прокляты. Поэтому все лакеи и горничные молчали о панелях — боялись сразу же упасть замертво. Только кухарка оказалась не столь суеверной…
Эта кухарка, надеясь на то, что в ее жизни наступят благоприятные перемены, рассказала ему о панелях, которые находились в южной части Петена. «Сегодня от своей главной поварихи я услышал поразительную новость. Она рассказывает о голубом каменном фолианте, изящных пропорций и отличной работы, который просто валяется в джунглях, дожидаясь, пока его не вытащит оттуда рука смелого ценителя — такого, как я». Он записал это в своем дневнике — как я уже говорил, в обратном порядке.
— А вы запомнили наизусть.
— Меня давно интересовал этот человек благодаря своей любви к криптографии. Так или иначе, Тапиа долго уговаривал своих слуг принять участие в экспедиции, а потом предложил им столько денег, что проклятие стало казаться не таким уж страшным. Однако, как повествует история, кухарке не заплатили. А пока что сеньор Тапиа вместе со своими слугами отправился в глубь тропического леса, по чрезвычайно опасному пути. Переходя реку, он потерял двух человек. Там, на берегу реки, он и обнаружил эти панели. Заставил слуг выкопать их из земли и как-то доставить в свое имение — после чего их стали неправильно именовать стелой Флорес. И тут проклятие начало сбываться.
— Что же произошло?
— Люди стали умирать от ужасной болезни и погибли в течение года. Симптомы у всех были одинаковыми: кожа синела, больные катались по полу в страшной агонии. Боясь заразиться, местные жители сбежали с острова. — Эрик пожал плечами. — Однако что-то подсказывает мне, что дело тут не в проклятии.
Я улыбнулась:
— В кухарке?
— Должно быть, она подложила им яду, а потом забрала то, что считала своей долей — или чуть-чуть больше, — и быстрее ветра бежала из дома.
— Неудивительно, что это произвело на вас сильное впечатление.
— Лишь много лет спустя я стал думать о камнях как таковых. И только в возрасте двадцати лет прочитал книгу де ла Росы «Бессмысленное в иконографии майя».
