«Он безумец, – подумал Форфакс испуганно. – Да, он точно чокнутый».
– Что за ужас, милость Господня! – простонал он искренне, не успев вовремя прикусить себе язык.
Рикбиил обратил на него пылающие яростью глазища.
– Не поминай этого имени! – провыл.
Махнул рукой, и Форфакс, подхваченный непонятной силой, взлетел и грохнулся спиной в стену.
– Дурак! – зарычал херувим. – Ты заплатишь за наглость!
Демон хотел пояснить, что ничего дурного он не имел в виду, что просто вырвалось у него, – но не сумел. Полетел вперед, столкнувшись с письменным столом президента. Угол стола воткнулся ему в желудок, выжимая дыхание из легких. Правая рука, ведомая магической силой, сама всунулась в ящик стола.
– Нет! – завыл демон, но ничего не мог сделать, поскольку совершенно утратил контроль над телом.
И тогда ящик захлопнулся. Форфакс завопил так, что едва не раскололись у него зубы.
– Сила моя безгранична! – рявкнул Рикбиил. – Я сразу тебя увидел. Заблокировал твои малые способности, чтобы ты не сбежал. А теперь пора закончить фарс. Завтра ты с твоими товарищами будешь расстрелян. В борьбе с предрассудками. Прощай, демон. Ты уже покойник.
Форфакс, скорчившись на ковре, тихо стонал, прижимая к груди руку.
* * *
– Сучий херувим мне пальцы сломал, – стонал он бог весть какой раз. – Чтоб его чума скрутила, ублюдка трёхнутого.
В камере царило тяжелое, полное напряжения молчание. Парни глядели на Форфакса с беспокойством. Если Эль Президенте так бесцеремонно обошелся с гражданином Евросоюза, то что ждет их? А если гринго и правда шпион?
При одной мысли об этом у молодежных функционеров бежал холодок по спине.
Демон тоже не был склонен к беседам. Не сообщил остальным о печальной новости. Все равно обделаются от страха, так к чему их преждевременно пугать.
«Интересно, можно ли убить обитателя Бездны из обычного человеческого оружия?» – пришло ему в голову. Может, пули не подействуют на него?
Но сразу же оставил эту пустую надежду. Эль Президенте наверняка позаботится, чтобы единственный свидетель его безумия остался мертвым.
Он тяжело вздохнул. В такой фатальной ситуации он не оказывался со времен, когда сидел в подземельях Пандемониума. «Тогда тоже было непросто, но я как-то вывернулся, – подумал. – Может, и на этот раз случится чудо?»
Мигелито нервно шевельнулся.
– Слышите? – прошипел. – Снаружи. Какие-то шумы и шаги.
– Наверняка солдаты на плацу, – Хосе пожал плечами. Лишь он и сохранял спокойное равнодушие, свойственное горцам.
– Нет, там что-то другое, – успел сказать Диас, когда вдруг на решетке окна сжались руки в черных перчатках.
Заключенные вскрикнули от страха и удивления.
А решетка затряслась, выгнулась и вылетела из стены вместе с немалым куском бетона. Внутрь посыпались осколки и ржавая пыль. Сквозь дыру в камеру ворвался желтый свет фонаря. В этом свете коммандос, что продолжал сжимать вырванную из стены решетку, казался огромным, словно памятник. Потом он одним движением смял железо и отбросил клубок прутьев на плац. Ударил кулаком в стену. Снова полетели кирпичи, дыра сделалась размером с человека.
Арестанты издали еще один хоровой вскрик. Тварь, голыми руками сокрушающая стены, – это было чересчур для их нервов.
– Святой Иисусе и Ты, Дева Мария Гваделупская! – простонал Хосе. – Вы видели?!
А они таращились с раззявленными ртами на новые и новые темные фигуры, что, казалось, выныривали из самого нутра ночи. На плац выскочили и солдаты диктатора, привлеченные шумом. Застрекотали автоматы. А потом все молниеносно завертелось. Раздались крики боли, кто-то упал на землю. Но, казалось, на странных коммандос оружие не производит особого эффекта. Они напирали, словно враги стреляли в них горохом. Один как раз промчался мимо разрушенной камеры, длинным прыжком добрался до отчаянно стреляющего тюремного охранника, ухватил его за шею и свернул ее, словно убивал цыпленка. Хребет хрупнул, тело бессильно повисло. Коммандос бросил мертвого противника на землю, развернулся и открыл огонь по группке приближавшихся солдат.
Совершенно не прятался. Напротив, шагал прямо на летящие в него пули.
И не падал.
– Я сплю, – пробормотал Пепито. – Скажите мне, что я не сбрендил.
– Это амфетамин, – заявил Худой. – Наверняка они нажрались амфи.
– И из-за этого – пуленепробиваемые? – трезво, как обычно, проворчал Хосе.
Только Форфакс молчал. Этот спецотряд казался ему до странного знакомым. Где-то он уже видел эти морды, эти шлемы. И наверняка не у американцев.
– Матерь Божья! – простонал Мигель, когда черный солдат схватил очередного стражника и просто разорвал напополам. Брызнула кровь, внутренности вывалились на камни. Крики умирающего потонули в звуках стрельбы.
Солдат одним движением отбросил тело метров на пять, спокойно осмотрелся в поисках следующей цели. Он не казался охваченным каким-то боевым безумием. Просто-напросто уничтожал. Неважно, голыми ли руками или с помощью огнестрельного оружия.
И он совершенно ничего не боялся. Словно это были лишь гребаные учения.
Форфакс затрясся. Он уже начал догадываться, кем могут оказаться избавители, но не хотел принимать этого. Поскольку радоваться было совершенно нечему.
Лужи крови ржаво лоснились в свете фонарей, а весь ужасный спектакль казался нереальным, словно выступления призрачных гладиаторов из глубины времен.
Узники, собравшись у дыры в стене, прекрасно видели все происходящее – резня шла в полном молчании. Все вместе это напоминало дурную компьютерную игру. Из казарм выливался поток людей диктатора, а десяток черных героев рвало их в клочья. Буквально. Неожиданные спасители казались бессмертными. Совершенно не напоминали людей. Скорее, львов, рвущих древних христиан. Двигались они с такой же грацией диких хищников. И убивали с таким же равнодушием.
Скоро солдаты режима закончились, из дверей казарм никто уже не выбегал.
Черные герои встали посреди плаца, ожидая – и словно разочарованные. На земле лежали лишь тела их противников. Ни один черный коммандос не погиб.
И тогда один из них молниеносным движением развернулся, подскочил к ближайшему трупу и ударом кулака превратил его голову в треснувшую дыню.
– Хватит! – раздался резкий приказ. – Расслабься, Кола!
«Кола, – пронеслось в голове у Форфакса. – Что-то это мне напоминает. Погоди, а на каком языке он заговорил?»
Глянул на высокого солдата, который как раз стягивал шлем, и затрясся. У коммандоса, прекрасно видимого в свете фонаря, были синие волосы и глаза цвета чистого кобальта. На худощавом, красивом лице, перечеркнутом поперечным шрамом, застыло выражение полного безумия. К тому же солдат смеялся. Жутковато хихикал, не в силах, как видно, сдержаться. На километры тянуло от него магией.
