– Останься, – сказал Генерал Закраце. – Позаботься обо всем. Погрузи людей и оборудование. Проверь старый провиант. Как только вернусь – вылетаем. Блокируй связь с Замком. Вели людям соблюдать тишину. Приказ был открытым?
– Нет. Я проводил вербовку вслепую; это не имеет значения, люди идут на ваше имя, Генерал, вы же знаете. Легенда.
– Не кади, не кади. Цель и координаты – только Гоульду. Остальным я скажу сам, когда выйдем за зеркала.
– Так точно.
– Боже мой, да перестань ты наконец козырять!
– Слушаюсь.
– Старый, что малый.
Генерал, качая головой и что-то ворча себе под нос, направился к колесницам. По скале за ним плыли тени: от Земли – большой, зелено-ржавой на звездном небе Шестерни – и от бессчетных бледных огней, которые лениво перемещались под герметизирующей сферой базы.
Джинн колесницы был в добром расположении духа.
– Да ведь это сам Железный Генерал! Польщен, польщен.
– Заткнись и лети.
Они выскочили над сферой, и колесницу окружил автономный пузырь «Крафта ІІ». Сразу же ее охватило зеркальное маскирующее заклинание, скопированное с полусферы базы: шпионские духи были повсюду и не стоило облегчать им работу, добровольно снабжая информацией о пребывании на Шестерне определенных персон и об их действиях.
Впервые за долгое время Жарного охватила мягкая невесомость, и его артефактная рука впрыснула в организм несколько коротких физиологических заклинаний, чтобы нейтрализовать неприятные результаты гравитационной революции.
Колесница летела над самой поверхностью, неожиданными рывками то взмывая, то проваливаясь над неровностями. Тень от Земли бежала по скале, словно верный пес, короткая волна ночи. Большая планета, висевшая над головой Генерала – как воздушный шар, как раскрашенный лампион, – придавала всей сцене нереальные черты: сказочные, сновидческие пейзажи.
Колесница нырнула в очередное шестереночное квази-ущелье. Двойным отраженным светом взблеснул над ними зеркальный пузырь, на три четверти скрытый в тенях. Генерал сказал: Стоп, – и управляемая сообразительным джинном колесница снизилась к пузырю, без проблем проникая сквозь зеркальную полусферу, поскольку маскирующие заклинания – и стационарные, и экипажа – распознали шифрованные идентификационные сигнатуры «свой/чужой».
Внутри пузыря стояло с несколько десятков фигур, сосредоточенных вокруг двух групп колесниц. Джинн приземлился у группы капитана Кузо.
Генерал выскочил, капитан быстро подошел к нему.
– Я прочел, – сказал Жарный. – Мне понравилось. Есть пара небольших замечаний, но сейчас важнее всего скорость принятия решения, а не юридические детали, поэтому – принимаю как есть. Ре Кваз уже готов?
– Э-э… Да.
Они направились вдвоем к группе княжьих. Имперские урвиты поглядывали им вслед – когда Генерал приветственно поднял свою магическую руку, отсалютовали в ответ.
– Какие настроения? – телепатически спросил он капитана под ментальной блокадой, от которой Кузо слегка побледнел и сбился с шага.
– У княжьих? Мрачные. Они не в восторге. Да и никто бы не был. Настаивали на консультациях с Плисой.
– И что?
– Вы ведь понимаете, что для Птаха Новая Плиса – как из стекла, духи там ходят где хотят…
– И?
– Я приказал их заглушить, – признался Кузо, чуть замешкавшись и на всякий случай добавив собственную блокаду к генеральской.
– Очень хорошо, – похвалил Генерал, послав ему и мысленную улыбку, и жест/впечатление признания.
– Они думают, это Птах. Я дал им срок до вашего прилета; все еще удерживаю заглушку.
– Не снимай, пока не закончим. После эвакуации они все равно будут пользоваться нашими каналами.
– Это немного не fair
[17], – мысленно скривился Кузо.
– И что мне тебе ответить? Думать больно; поднявшись выше определенного уровня в иерархии, уже нельзя просто исполнять приказы, майор Кузо.
– Хм, благодарю.
– Я искренне надеюсь, что вы настолько же плотно займетесь экзорцизмами, поскольку я не хотел бы оказаться в вашей шкуре, если сюда проникнет хотя бы один дух Птаха или, что хуже, Бирзинни.
Ре Кваз вышел им навстречу. Сопровождал его чернокожий адъютант с одним или обеими регенерированными глазами, что угадывалось по несовпадению цвета их радужек.
Генерал пожал ладонь ре Кваза; в этот самый момент он заметил сквозь дымник отходящий от левого глаза адъютанта боковой канал.
– Кто обеспечивает эту передачу? – спросил он телепатически у капитана (еще капитана) Кузо. – Мы или они?
– Они.
– Зараза.
– Жаль, что мы встречаемся в таких печальных обстоятельствах, – говорил ре Кваз. – История, что ж, история… – Он подкрутил усы, моргнул, заложил руки за спину. – Да-а. Итак, Генерал, вы готовы собственным словом гарантировать соблюдение условий договора? – Он не называл это капитуляцией, поскольку Княжество не находилось в состоянии войны с Империей; соглашение таким образом сохраняло видимость временного договора об условиях сотрудничества между соседними плацдармами союзных держав – и поэтому не было правовым актом sensu stricto
[18], не изменяло территориального раздела поверхности Шестерни и не поднимало никаких политических проблем: оно представляло собой добровольную декларацию некоторого числа подданных князя Фердинанда о принятии ими частичного протектората Империи, распространяя это на переданное в их попечение движимое и недвижимое имущество. В действительности же – обладало всеми признаками измены, и княжьими казуистами наверняка могло быть таковой признано. Но все здесь присутствовавшие отдавали себе отчет, что подобные последствия принимаемого здесь решения крайне маловероятны: Княжества Покоя de facto – поскольку пока что не de iure – не существовало.
– Да, – решительно ответил Железный Генерал ре Квазу.
– Рад. – Ре Кваз вздохнул и кивнул адъютанту.
Адъютант подал ему папку с договором, Кузо же вынул свой экземпляр. Не было стойки. Генерал фантомизировал бюро красного дерева, разместив его столешницу на уровне зафиксированной коротким заклинанием телекинетической плоскости. Они разложили документы на несуществующей мебели, вытащили перья и в салатовом свете быстро вращающейся над ними планеты подписали договор. Разноглазый адъютант заглядывал им через плечо.
Протянув последнюю черту, Жарный выпрямился. Со стороны колесниц из Монаха раздались неуверенные аплодисменты. Ре Кваз послал имперским меланхолический взгляд.
– Хотел бы я заглянуть в изданный лет через сто учебник истории, – сказал он.
