— О`кей. Арлин? Ладно, ничего. О`кей.
В ухо влетели звонки вызова. Крис нажал на кнопку и отключил телефон.
Прошел мимо Салли обратно в спальню.
— Крис, ты в порядке?
Он скользнул обратно под одеяло.
— Эй! Крис. Ты в порядке?
— В новостях сообщили еще что-нибудь о нем?
— Только, что сообщат о его состоянии, когда сами узнают.
Они тихо просидели до конца выпуска новостей. Потом высидели все ночные ток-шоу. Крис сидел без сна еще долго после того, как Салли рухнула, мерцающий свет телеэкрана играл на его лице. Он переключался с канала на канал, с минуту смотрел отрывки из заполночных фильмов.
Никаких дополнительных сообщений. Программа передач, похоже, шла своим чередом.
* * *
Проснулся он внезапно, поражаясь тому, что уснул.
Глянул на часы, и увидел, что утро уже в полном разгаре.
В конце кровати жужжал телевизор. Слышно было, как Салли на кухне готовит кофе.
Крис сел и протер глаза.
На экране президент Клинтон давал пресс-конференцию. Или показывали запись какой-то более ранней пресс-конференции.
Крис проснулся как раз вовремя: президент говорил, что в Вашингтоне будут приспущены флаги, и обратился с просьбой ко всей стране ровно в полдень прекратить всякую деятельность, соблюдая минуту молчания. Камера включилась на ведущего, который сказал: «И на этой скорбной последней ноте еще одно известие: сегодня у Тревора был бы четырнадцатый день рождения. Дальнейшие новости после этих сообщений».
* * *
Ко времени, когда прибыл Крис, газон перед входом в дом Арлин стал морем из камер и журналистов каналов новостей. Ему пришлось припарковаться на подъездной дорожке позади оранжевой гоночной. Все парковочные места на улице были заняты фургонами тележурналистов.
Крис пошел напрямик по траве.
— Она ни с кем не говорит, — предупредила телеведущая с жесткой прической из идеально уложенных белокурых волос, когда Крис поднялся на крыльцо.
Он с силой постучал в дверь.
— Арлин? Это я, Крис.
Дверь приоткрылась, и Рубен втащил его внутрь, ухватив за локоть. Арлин лежала на боку на диване, рядом были стакан воды и картонка салфеток.
— Чтоб они все провалились, — выговорила она. — Крис, вы не можете сделать так, чтоб они уехали?
Крис присел рядышком на диван. Она погладила его по руке.
— Всех заботит эта история, Арлин. Я никогда не видел ничего похожего. Никогда не видел, чтоб людей толкнула на дело одна подобная история.
— Это не история, Крис. Это случилось.
— Знаю. Я сочувствую. Просто привык так говорить.
— Я не в силах поговорить со всеми ними. Это чересчур.
— Знаю, Арлин. Я знаю. Послушайте, вам и незачем говорить со всеми. Но вот программа «Гражданин месяца» выходит завтра. С добавлением, само собой. Если вам есть что сказать, то я впущу сюда одного оператора. И все. Я и одна камера. Вам не обязательно делать это. Но, если вы хотите что-то рассказать об этом обществу… Люди на самом деле хотят услышать вас.
Арлин села, отерла глаза и всхлипнула:
— Что сказать?
— Я не знаю. Что угодно, о чем вам хочется.
— Ну, я могла бы просто сказать, что в следующую субботу перед зданием муниципалитета поминальный сбор. Мы думали, может, после и шествие со свечами. Понимаете, если людям интересно. Если есть люди, которым Тревор не безразличен, они могут прийти и принести по свече. Что-то в этом духе?
— Ну да. Это было бы здорово. — Крис чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, того и гляди не удержать. — Пойду приведу оператора.
Глава тридцать вторая. Арлин
Звонок телефона разбудил их. Было поздно, шел одиннадцатый час утра. Солнечные лучи, пробиваясь через окно, ложились ей на лицо. Как, дивилась Арлин, могла она спать после всего этого.
— Пусть автоответчик слушает, — сказала.
Перевернувшись, он прижался к ней, просунул левую руку под ее подушку. Обнял ее здоровой правой рукой и прижался левой щекой к ее лицу возле уха. Спина воспринимала тепло и крепость его груди. Глазной повязки на нем не было, и она чувствовала гладкое, пустое пространство там, где когда-то у него был левый глаз. Он не старался больше скрывать этого от нее. Знал: она обращать внимания не станет.
Она переплела свои пальцы с его.
Автоответчик включился. Опять. Арлин убрала звук до самого конца.
— Как это мы проспали так долго? — тихо выговорила она.
— Нам это на пользу. Это несет исцеление.
— Тут несколькими ночами сна не обойтись.
— Знаю.
— Так, и что будем делать до семи часов вечера?
— Я не знаю. То же, что и всю неделю делали, полагаю. Встанем. Умоемся. Поедим.
— Поплачем.
— Да-а. И это тоже.
За последние сутки и она, и он не слишком предавались плачу. Словно бы исчерпали колодец до донца. Выплакали все слезы, оставив поразительную пустоту внутри, будто там смертоносная «испанка» прошлась. И она, и он устали. Вымотались. Арлин дивилась месту у себя в грудной клетке. Дивилась, как пустое место может давить такой тяжестью.
Она крепко зажмурила веки.
— Рубен, а что если ребенок окажется от Рики? Рано или поздно нам придется поговорить об этом.
Секунда-другая, что предварили его ответ, тянулись долго и пугающе.
— Я был готов дать официальную подписку о воспитании последнего ребенка Рики. Разве не так? И ребенок получился весьма хорошим.
— Ну да, получился. Разве нет? Весьма хорошим, черти веселые.
И к ее удивлению, та пустая давящая тяжесть внутри исторгла из себя еще немного слез.
Она высвободила свои пальцы из его, откинулась назад и коснулась его лица. Он прижал правую ладонь к ее животу, крупные пальцы охватили его весь, целиком, да так там и оставались. Рубен как бы представился.
Ей слышно было, как сигналили машины по всей Камино. Мигающий красный свет спешащей «скорой» скользнул по их окну.
— Интересно, что, черти веселые, там творится, — произнесла Арлин, не особо, если по правде, любопытствуя.
— Авария какая-нибудь, возможно.
— Должно, так и есть, ага.
Рубен отключил телефон, и они снова уснули на весь остаток утра.
* * *
— Как насчет на гоночной поехать?
— Все равно.
