— Я думал, ее нет дома.
— Да нет, дома.
— Машины здесь нет.
— Поломалась. Теперь ей надо на работу на автобусе ездить. Думаю, оттого-то она и бесится так на грузовик. Ей все еще надо платить за него. А теперь она должна на автобусе добираться на две работы. Ей пришлось вернуться на ночную в «Лэйзер Лаундж».
— С тех пор, как она прогнала твоего отца?
— Нет. С самого начала. Он, по правде-то, никогда много не зарабатывал или еще что. — Лязгающие металлические звуки ударов Арлин перемежались с их разговором и их молчанием. — А ведь это еще и моя бита. Е! Теперь, какой она была, ей не бывать.
«Жаль, у меня то же самое не получится», — подумал Рубен. От осознания, как много чувств он должен выпустить на волю, у него зудело тело, а душу охватывала запальчивость.
— Ты хочешь, чтобы я ей новую машину преподнес, в этом дело?
— Нет. Дело не в этом.
— Хочешь, чтобы я подвозил ее с работы домой в три часа утра? Думается, в такое время опасно ездить в автобусе.
— Не думаю, что автобусы вообще ходят в такую поздноту. Да нет, Гарри, бармен, привозит ее домой.
Блямц. Блямц. Все время удары приходятся по металлу. Никакого звона разбитых стекол. Рубен постарался вспомнить, оставались ли на грузовике хоть какие-то стекла.
— Тогда что же?
— Что — что же? — Тревора, похоже, тоже лязганье отвлекло.
— Что же тогда нужно твоей маме, что только я могу сделать?
— Вы? Дайте ей еще один шанс. Она понимает, что на самом деле напортачила. Теперь она это понимает. У нее такого полно. Напортаченного. Знаете, вроде как видит вещь хорошую и вещь плохую — и берет плохую. Не по глупости. Она понимает. Я не знаю, почему она так делает, если понимает. Просто она так делает. Говорит, что вы ее никогда не простите. Только я разумею, что вы смогли бы. Это было бы великое дело. Но вы смогли бы. Если захотели бы сделать что-то по правде большое. Для кого-то. Я про то, что помню, как вы меня спросили однажды, как делается что-то по правде большое. Помните? А я сказал, мол, просто надо вокруг посмотреть. И найти кого-то, кому нужно что-то. Вот, ей и нужно. Нужно что-то. Просто я думал, вам захочется узнать.
Все внутри машины звенело от отсутствия слов. Лязгающие удары продолжались снаружи. Рубен слышал дыхание Тревора. Ему хотелось обнять мальчика, потому что он тосковал по нему, но — никакого движения.
— Мне жаль, Тревор. Не могу.
— Ладно.
— Сожалею.
— Ладно. Мама говорила, что вы так скажете.
— Ты обсуждал с ней это?
— Не то чтобы прямо. Просто она сказала, что вы расстроены и никогда ее не простите. А я сказал, что она должна спросить. Но не спросит, потому как знает, что вы просто ответите «нет». Вот я и спросил.
— Сожалею, Тревор.
— Ладно. Как хотите.
Внезапно лязгающий грохот прекратился. Непривычная тишина казалась странной и оглушала.
Тревор, не попрощавшись, вышел из машины. Снял свой велосипед и повез его, шагая пешком, через улицу. Рубен ожидал и провожал его взглядом, пока Тревор не закрыл за собой входную дверь. Тогда он запустил двигатель.
Проезжая мимо подъездной дорожки, слегка притормозил. Он не велел своей ноге надавить на педаль, но она так сделала.
Арлин стояла с битой на плече, тяжело дыша и обливаясь потом. Она подняла взгляд и тут же увидела его. Бита, упав, со стуком покатилась по дорожке.
Рубен вжал педаль газа в пол. Движок захлебнулся, потом набрал обороты. В зеркальце заднего вида он видел, как она стояла посредине улицы. Слышал, как выкрикивала его имя:
— Рубен! Рубен, подожди!
Он резко свернул за угол, хотя ехать прямо было бы ближе.
Из книги «Говорят знавшие Тревора»
Позднее она рассказала мне, что пыталась окликнуть меня. Говорила, что после этого звонила мне каждый день, а я не отвечал. А я думал: «Откуда ей известно, что я был дома и не отвечал? Что я, не мог разве из дома выйти?» Никто никогда не считал меня человеком, который может просто выйти из дома. Ладно. Не сказал бы, что я много разгуливал в то время. Но и не сидел безвылазно дома, слушая, как неумолчно звонит телефон. Никогда этого не делал. И не понимаю, в частности, почему она думает, что я так поступал.
Может быть, это было тогда, когда мы не поладили с телефоном.
* * *
Рубен лежал на спине в постели, делая вид, будто смотрит одиннадцатичасовые новости. Кошка клубком свернулась у него на груди, отчего было трудновато дышать, но он не сгонял ее.
Зазвонил телефон, и, когда он потянулся за трубкой, кошка сошла на лапах с него на постель. Беря трубку, он уже знал, кто звонит. Даже «здравствуй» не сказал.
Держал трубку возле уха, будто от нее какая-то опасность исходила.
— Рубен, прошу тебя, не вешай трубку.
Он повесил трубку.
Когда звонок раздался снова, он снял трубку и положил ее на тумбочку у кровати. Встал и прошел в гостиную, только чтобы наверняка не слышать ничего, если что-то будет сказано.
Он пометался немного по комнате, только жуткое чувство возникало: голый и выставляется, пусть и невидимый никем в собственном доме. Вернулся обратно в спальню и увидел, что Мисс Лайза играет с трубкой. Он поднял ее и услышал голос говорившей что-то Арлин: нанизывающиеся друг на друга задыхающиеся предложения, ни одно из которых он не разобрал. Рубен рванул телефонный провод со стены и швырнул аппарат в окно спальни.
Он считал, что, возможно, почувствует от этого себя лучше: все равно, будто покореженный грузовик бейсбольной битой разнести. Увы, это принесло одно разочарование. В самом деле: теперь не просто жуткий голый мужчина стоит один-одинешенек в своей комнате, один-одинешенек в своей жизни, а при всем том у него еще и окно разбито. И теплый ветер на голом теле. И никакого телефона.
Должен бы знать, что он не из тех, кто легко выпускает чувства на волю.
Глава двадцать пятая. Арлин
Тревор ушел в гости к Джо с ночевкой. Арлин сидела дома одна и воображала себе, как бы проехалась мимо дома Рубена, будь у нее машина. Может, набралась бы смелости и даже в дверь к нему постучала. Если бы была у нее машина. А ее не было. И бесило Арлин то, что у нее не получалось. Только вот руки ныли и дрожали после последнего набега на остов того старого зверя, что валялся возле ее крыльца. Сколько еще способен каждый из них вынести? И, по правде, надо признать, что грузовик не повинен. О чем, черти веселые, она только думала, приписывая себя к владельцам того блестящего новенького чуда, когда продолжала ездить на жутком старом «додж-дарте»? Чего ж удивляться, что она так уверена была, будто Рики вернется домой — рано или поздно. Вот уж сделка влюбленных.
