— Ни-и фига! Да нам с тобой еще работать и работать!
* * *
— Я полагал, что Тревор за «49-х» болеет, — сказал Рубен, когда Арлин вернулась, уложив Тревора в постель.
Она юркнула под одеяло, и вновь то место наполнилось теплом. Даже не столько пылом страсти, хотя весьма легко могло одолеть этот рубеж. Просто покой, такой, что едва-едва был ему знаком.
— Он и болеет. Только Деен Сандерс играет за «Атланту». Так что он вроде как еще и болельщик «Атланты». Когда «Атланта» играет в Сан-Франциско, он с этим просто не справляется. Расстраивается до того, что даже игру смотреть не может.
— Я люблю тебя, Арлин.
Казалось, слова эхом отдавались во внезапно опустевшей комнате. Интересно, подумал Рубен, кто больше изумился, услышав их.
— У нас великолепная семья получится, — произнесла она немного погодя. — Он явно тебя любит.
И тут Рубена осенила мысль, никогда раньше не приходившая ему в голову. Мысль сладостная и в то же время жалящая. Он никогда вполне не понимал (или не позволял себе понять), сколь же многое он упустил, так плотно отгородившись от других.
— Мне надо поцеловать его на сон грядущий.
— Ага. По-моему, ему это понравится. — «Ага. По-моему, по нраву это нам обоим придется».
Тревор до самого подбородка был укрыт покрывалом с рисунками про подвиги мутантов черепашек-ниндзя. Свет уличного фонаря мягким сиянием ложился на левую сторону лица мальчика.
— Привет, — произнес Рубен, присаживаясь на край кровати.
— Привет. — И уже приятной мыслью вдогонку: — Пап. — Улыбка проклюнулась и широко разлилась по лицу мальчика. — Разве не круто звучит?
Рубен почувствовал, как заразительно улыбка перекинулась на его лицо.
— Очень круто. — С минуту они сидели в молчании. — Возможно, нам удастся некоторые игры вместе посмотреть.
— Круто.
— Предупреждаю: я даже в азах футбола не разбираюсь.
— Я тебя научу. Знаешь, что? Это значит, что кое-что вышло, как я и затеял, в конце концов.
— Я думал про это. Про «заплати другому». Соображал, как мне сделать это. Тревор, как ты это делаешь?
— Ты о чем? Как — это неважно. Надо просто делать.
— Как ты додумываешься до того, что сделать для людей? Боюсь, у меня нет твоего воображения.
— Это не придумывается воображением. Просто смотришь вокруг. Пока не увидишь, что кому-то что-то нужно.
— На словах легко. — «Каждый в чем-то нуждается. Насколько далеко приходится смотреть?»
— И на деле легко.
«Если ты ребенок», — подумал Рубен.
— Спокойной ночи, Тревор.
— Спокойной ночи, пап. Мама счастлива?
— Думаю, что да. По-моему, мы оба счастливы.
Из книги «Говорят знавшие Тревора»
Сказать правду, по-моему, она перепугалась до смерти. Но кто бы не перепугался в момент, когда требовалось принять такое важное решение? Я сам перепугался до смерти, но мое намерение было твердым: вынести это до конца. Только было еще… добавляло ей сложностей, я имею в виду… имя его всплывало. То здесь, то там. Что казалось нормальным для меня. Я несмотря ни на что ждал, что все получится.
До того самого дня.
19 октября 1992 года. Это из дат, что не забываются. По сути, ничто из того не забывается. Помнится звенящая колокольчиками мелодия рекламы, которую играли по телевизору. Помнится мысль, что волчком крутилась в голове за долю секунды до того, как все вновь пришло в порядок. Банально, но жизнь делится на «до» и «после», и нет больше никаких трудностей с распределением событий во времени. Можно едва ли не датировать их, что-то вроде «до нашей эры» и «нашей эры». Думается, звучит это все так, будто я попусту трачу много времени, испытывая жалость к себе. Лгать не стану. Я все еще не полностью оправился от этого. В чем-то — отошел. Но не во всем. Видимо, я чересчур уж чувствителен. Может быть, у других людей раны заживают в разумный промежуток времени.
Нет, беру эти слова обратно. Не заживают.
Глава девятнадцатая
19 октября 1992 года
Рубен сидел на диване и на пару с Тревором таскал воздушную кукурузу из пакета. Время от времени какая-нибудь кукурузина падала — и ее тут же сцапывала Мисс Лайза, которая теперь большую часть времени проводила в комнате Арлин, с остальным семейством. Всякий раз, когда она принималась грызть хрустящий шарик, Тревор внушал ей, что кошкам есть воздушную кукурузу не положено. Кошка, похоже, и ухом не вела.
Они смотрели игру «Буффало» с «Рейдерами», оказавшуюся хорошим учебным пособием для Тревора, поскольку исход встречи его не очень-то волновал. Он поддерживал «Буффало», но отнюдь не затаивая дыхание.
Как раз игра сменилась рекламой, и Тревор пустился учить Рубена тому, чем отличается остановка мяча за линией своих ворот от остановки соперника с мячом в его же конечной зоне. А также тому, какая разница между касанием мяча после прорыва в конечную зону и касанием мяча после введения его в игру. Рубен считал, что все азы он уже освоил, но, возможно, некоторых тонкостей не понимал.
Пошла реклама кока-колы, знакомый перезвон колокольчиков, которому суждено было глубоко запасть в память, поскольку теперь Рубен, вспоминая все остальное, всегда слышит этот перезвон у себя в голове. Не нарочно. Просто слышит его в голове всякий раз, когда вся эта мука прокручивается в ней сызнова. Что время от времени и случается до сих пор.
Тревор играл с Мисс Лайзой, скармливая ей шарики кукурузы. Кошка вставала на задние лапы, чтобы достать подачку, одной передней лапой цеплялась за джинсы Тревора, другую же держала в воздухе наготове, на тот случай, если придется хватать добычу с лету.
Все предвещало хорошее время, хороший день. Хорошую жизнь. По всей справедливости, так оно и должно было быть.
Рубен услышал стук в дверь.
Из кухни долетел голос Арлин, сказавшей, что она откроет.
Она распахнула дверь. Рубен поднял голову. Ждал, когда она скажет что-нибудь. Лица ее он не видел, один затылок, но почему-то вдруг захотелось увидеть ее лицо.
В дверях, ничего не говоря, стоял мужчина. Жилистый, довольно невысокий, с темными курчавыми волосами. Молчание, казалось, будто ввинчивалось Рубену в нутро, словно бы нутро способно понимать всякое, не нуждаясь ни в каком обучении. Рубен глянул на Тревора, не сводившего с двери глаз, цепких и ничего не выражавших. Кока-кольный перезвон знай себе звучал где-то на задворках сознания Рубена.
Кто-то должен был сказать что-то, и в конце концов заговорил незнакомец:
— Похоже, не очень-то вы рады видеть меня.
Арлин сердито бросилась к себе в спальню и хлопнула дверью.
